«КРИТИК ЗА ОЧАГОМ»
Одному мне известно, что я выстрадал, и насколько выиграли мои книги благодаря вашему неусыпному вниманию и поразительной настойчивости. Но вот перед вами книга, которая вышла в свет, не имея вашего imprimatur; странная вещь в истории нашей дружбы, еще более необычна — причина этого. Я с любопытством, с досадой и, наконец, с улыбкой следил за вашими тщетными стараниями прочитать «Черную Стрелу»; и, мне думается, я действительно заслужил бы упрек в отсутствии юмора, если бы упустил случай и не поставил вашего имени впереди единственной моей книги, которой вы не читали… и никогда не прочтете.
Но я все-таки надеюсь на большее постоянство со стороны других. Повесть была написана несколько лет назад для определенного круга читателей и, могу добавить, в соревновании с известным автором; мне кажется, я поступлю правильно, назвав его: это мистер Альфред Р. Филлипс. В свое время она не осталась без награды. Разумеется, не мне было оспаривать у мистера Филлипса его заслуженное первенство; но в глазах тех самых читателей, которые ни во что не ставили «Остров Сокровищ», «Черная Стрела» явилась значительным шагом вперед. Читатели отдельно изданных книг и читатели журнальных романов принадлежат к двум различным мирам. В другом суде «Острову Сокровищ» был вынесен противоположный приговор. Хотел бы я знать, будет ли то же самое и с его преемником?
Р. Л. С
ПРОЛОГ. ДЖОН МСТИТЕЛЬ
Однажды поздней весной после полудня колокол на башне Моот-Хауса, в Тонсталле прозвучал в необычное время. Люди, работавшие вблизи и вдали, в лесу и на полях вдоль реки, побросали свою работу и бросились по направлению звука колокола. В деревушке Тонсталль собралась группа бедных жителей, удивлявшихся этому призыву.
В те времена — в царствование старого короля Генриха VI — деревушка Тонсталль имела такой же вид, какой сохранила и до сих пор. Десятка два неуклюжих домов, выстроенных из толстого дуба, было разбросано по длинной зеленой долине, подымавшейся от реки. Внизу дорога пересекала мост и, подымаясь на другую сторону реки, исчезала на опушке леса, по пути к Моот-Хаусу и дальше, к Холивудскому аббатству. На полдороге к деревушке среди тисовых деревьев стояла церковь. Повсюду — вблизи на склонах и вдали на горизонте — виднелись леса зеленых вязов и зеленеющих дубов.
На холме у самого моста, где стоял каменный крест, собралась группа людей — с полдюжины женщин и высокий малый в деревенской одежде,— обсуждавших вопрос о том, что мог означать неожиданно раздавшийся звук колокола. Полчаса тому назад по деревушке проскакал гонец. Он выпил кружку эля, не решившись сойти с лошади, так как очень торопился. Он сам не знал вестей, которые вез, так как у него были только запечатанные письма от сэра Даниэля Брэклея к сэру Оливеру Отсу, священнику, заведовавшему домом во время отсутствия хозяина.
Раздался конский топот, и вскоре молодой мастер Ричард Шельтон, сирота, живший у сэра Даниэля Брэклея, показался из-за края леса и проехал по мосту, по которому звонко застучали копыта его коня. Он-то уже наверно знает в чем дело,— и разговаривавшие окликнули его, прося объяснений. Он охотно остановился. То был молодой человек, еще не достигший восемнадцати лет, загорелый, с серыми глазами, в куртке из оленьей кожи с черным бархатным воротником, в зеленом берете на голове и со стальным арбалетом за спиной. Оказалось, что гонец привез важные известия. Предстояла битва.
Сэр Даниэль прислал сзывать всех, кто мог стрелять из лука или управляться с алебардой, приказывая немедленно отправиться в Кеттлей, грозя в противном случае сильным гневом; но Дик не знал, за кого они будут сражаться и где ожидается битва. Скоро придет сам сэр Оливер, а Беннет Хэтч вооружается, так как он поведет отряд.
— Это разорение для страны,— сказала одна из женщин,— когда бароны ведут войну, крестьянам приходится питаться кореньями.
— Нет,— сказал Дик,— всякий, кто пойдет, будет получать по шесть пенсов в день, а стрелки по двенадцать.
— Если останутся живы,— возразили женщины,— то хорошо; ну, а если умрут, тогда, что, мастер?
— Нет лучше смерти, как за своего законного господина,— сказал Дик.
— Он вовсе не мой законный господин,— сказал молодой парень.— Я был приверженцем Уэльсингэмов, как и все, что живут по Брайерлейской дороге, вот уж два года. А теперь должен быть на стороне Брэклея! Так повелел закон! Неужели же это естественно? Тут у меня и сэр Даниэль, и сэр Оливер, который более знаком с законом, чем с честностью,— а я считаю, что у меня нет другого законного господина, кроме бедного короля Гарри Шестого, да благословит его Господь, бедного простака, не умеющего отличать своей правой руки от левой!
— Ты злоязычен, друг,— заметил Дик,— и сразу говоришь плохо и о своем добром хозяине, и о его милости короле! Но король Гарри — хвала всем святым! — пришел в себя и желает, чтобы все устроилось мирно. Что же касается сэра Даниэля, то ты очень храбр за его спиной! Но я не буду сплетником… и довольно.
— Я не говорю ничего дурного о вас, мастер Ричард,— возразил крестьянин.— Вы еще мальчик, а вот когда вырастете, то и очутитесь с пустым кошельком. Больше ничего не скажу; святые да помогут соседям сэра Даниэля, а Пресвятая Дева тем, кого он опекает.
— Клипсби,— сказал Ричард,— я по чести не должен слушать того, что вы говорите. Сэр Даниэль — мой добрый господин и мой опекун.
— Ну, отгадайте мне одну загадку,— возразил Клипсби.— На чьей стороне сэр Даниэль?
— Не знаю,— проговорил Дик, слегка краснея, потому что его опекун постоянно в это смутное время переходил с одной стороны на другую, и каждая перемена сопровождалась увеличением его состояния.
— Ага! — возразил Клипсби.— Этого не знаете ни вы, ни один человек на свете. Потому что он из тех, что ложится спать приверженцем Ланкастерского дома, а встает защитником Йорка.
Как раз в это время на мосту раздались звуки железных подков; все обернулись и увидели Беннета Хэтча, который галопом приближался к ним. То был смуглый человек с сединой в волосах, с тяжелой рукой и суровым лицом, вооруженный копьем и мечом, в стальном шлеме и кожаной куртке. Он был великий человек в своей местности, правая рука сэра Даниэля в мирное и военное время; теперь, благодаря стараниям своего господина, он был назначен начальником отряда из ста человек.
— Клипсби,— крикнул он,— отправляйся к Моот-Хаусу и пошли туда же и остальных лодырей. Боуер даст вам шлемы и кольчуги. Мы должны отправиться до захода солнца. Смотри же: сэр Даниэль расправится с тем, кто опоздает к сбору. Смотри хорошенько! Я знаю, что ты негодный человек! Нанс,— прибавил он, обращаясь к одной из женщин,— что, старик Аппльярд в городе?
— Ручаюсь, что нет,— ответила женщина,— наверное, в поле.
Группа рассеялась: Клипсби лениво побрел по мосту, Беннет и Шельтон поехали вместе по дороге через селение и мимо церкви.
— Увидите старого ворчуна,— сказал Беннет.— Он употребит на воркотню и восхваление Гарри Пятого более времени, чем нужно человеку для того, чтобы подковать лошадь. И все потому только, что принимал участие во французских войнах!
Дом, к которому они направлялись, стоял в конце селения, среди кустов сирени; за ним с трех сторон шли поля, доходившие до опушки леса.
Хэтч сошел с лошади, бросил повод на изгородь и пошел по полю вместе с Диком к старому солдату, который, стоя по колена в капусте, рыл землю, напевая по временам надтреснутым голосом отрывки песен. Вся одежда его была кожаная; только капюшон и пелерина были из черной байки и завязывались чем-то красным; его лицо походило на скорлупу грецкого ореха как по цвету, так и по бороздам. Но старые серые глаза были еще ясны, и зрение не ослабло. Может быть, он был глух, может быть, считал недостойным старого стрелка, участвовавшего в битве при Азинкуре, обращать внимание на такую помеху, но ни тревожные звуки колокола, ни приближение Беннета и юноши, по-видимому, не произвели на него никакого впечатления. Он продолжал упорно рыть землю и напевать слабым, дрожащим голосом:
«И если, о, леди, твоя будет милость,
Молю, пожалей обо мне»…
— Ник Аппльярд,— сказал Хэтч,— сэр Оливер кланяется вам и просит вас сейчас же прийти в Моот-Хаус, чтобы принять командование над гарнизоном.
Старик взглянул на пришедших.
— Здорово, господа! — усмехаясь проговорил он.— А куда же отправляется мастер Хэтч?
— Мастер Хэтч отправляется в Кеттлей со всеми, кого мы только можем посадить на коня,— ответил Беннет,— по-видимому, там ожидается битва, и милорд нуждается в подкреплении.
— В самом деле? — сказал Аппльярд.— Ну, а сколько же человек оставляете вы мне?
— Я оставляю вам шесть добрых молодцев и сэра Оливера в придачу,— ответил Хэтч.
— Так не удержать нам позиции,— сказал Аппльярд, — недостаточно людей. Нужно человек сорок.
— За этим-то мы и пришли к тебе, старый ворчун,— ответил Беннет.— Кто другой, кроме тебя, мог бы сделать что-нибудь в таком доме и с таким гарнизоном?
— Ага! Когда жмет где-нибудь, то вспоминают и о старом сапоге,— заметил Ник.— Никто из вас не умеет сидеть на лошади или управляться с алебардой; а что касается стрельбы из лука — Святой Михаил! Если бы ожил старик Гарри Пятый, он встал бы перед вами и спокойно позволил бы вам стрелять в него по фартингу за выстрел.
— Ну, Ник, найдутся еще и теперь люди, умеющие хорошо натянуть тетиву,— сказал Беннет.
— Хорошо натянуть тетиву! — вскрикнул Аппльярд.— Да! Но кто же умеет хорошо стрелять? Тут нужен и глаз, и голова на плечах. Ну, что ты назовешь хорошим выстрелом, Беннет Хэтч?
— Да вот тот, который попадет отсюда в лес,— ответил Беннет, оглядываясь вокруг.
— Да, это довольно хороший выстрел,— сказал старик, оборачиваясь, чтобы взглянуть через плечо. Вдруг он прикрыл глаза рукой и уставился вдаль.
— На что это вы смотрите? — спросил, хихикая, Беннет.— Уж не видите ли Гарри Пятого?
Ветеран молча продолжал смотреть на холм. Лучи солнца ярко освещали луга на его склоне; несколько белых овец щипали траву; все было тихо, только издали доносился звук колокола.
— Что такое, Аппльярд? — спросил Дик.
— Да вот птицы,— ответил Аппльярд.
И действительно, над деревьями леса, там, где он врезался в луга и заканчивался двумя чудесными зелеными вязами, на расстоянии полета стрелы от поля, где стояли разговаривавшие, стая птиц металась взад и вперед в очевидном беспокойстве.
— Что же с птицами? — спросил Беннет.
— Ах! — возразил Аппльярд.— Вот вы, словно умный, собираетесь на войну, мастер Беннет. Птицы — хорошие часовые; там, где леса, они являются в первых рядах сражения. Видите, если бы мы были не здесь, а в лагере, то можно было бы подумать, что нас выслеживают стрелки… а вы бы так ничего и не знали!
— Ну, старый ворчун,— сказал Хэтч,— самые близкие к нам воины в Кеттлее, под командой сэра Даниэля; мы здесь в безопасности, словно в лондонском Тауэре, а вы пугаете людей из-за нескольких зябликов и воробьев.
— Послушать только его! — со смехом сказал Annльярд.— Да сколько мошенников дали бы себе обрезать уши, чтобы только выстрелить в кого-нибудь из нас! Святой Михаил! Они ненавидят нас, словно хорьков, мой милый!
— Ну, по правде сказать, они ненавидят сэра Даниэля,— заметил Хэтч довольно сдержанно.
— Да, они ненавидят сэра Даниэля, но ненавидят и всякого, кто служит у него,— сказал Аппльярд,— и первым делом они ненавидят Беннета Хэтча и стрелка Николаса. Послушайте, если бы там, на опушке леса, появился здоровый малый, и мы стояли бы так, что ему было бы удобно целиться в нас,— вот как мы стоим теперь, спиною к лесу,— то как вы думаете, кого из нас выбрал бы он?
— Бьюсь об заклад, что вас,— ответил Хэтч.
— А я ставлю мой кафтан против кожаного пояса — он выбрал вы вас! — вскрикнул старый стрелок.— Вы сожгли Гримстон, Беннет; этого вам никогда не простят, мастер. Что касается меня, то, Бог даст, я скоро буду в мирном месте, вдали от всякого выстрела — как из лука, так и из пушки. Я старый человек и быстро приближаюсь к дому, где уготовано ложе. Но вы, Беннет, останетесь после меня на свою погибель и, если доживете до моих лет неповешенным, то, значит, угас истинный английский дух.
— Ты самый злой дурак во всем Тонсталле,— сказал Хэтч, очевидно раздраженный этими угрозами.— Собирайся-ка, прежде чем явится сэр Оливер, и перестань болтать хоть ненадолго. Если ты так же много разговаривал с Гарри Пятым, то уши. его были шире его карманов.
Стрела прожужжала в воздухе, словно большой шершень; она попала между лопатками старого Аппльярда, пронзила его насквозь, и он упал лицом в капусту. Хэтч подпрыгнул в воздухе с отрывистым криком, потом согнулся вдвое и побежал к дому. Дик Шельтон встал за кусты сирени и держал арбалет наготове, целясь в опушку леса.
Ни один лист не шевелился. Овцы спокойно щипали траву; птицы уселись на свои места. Но старик лежал со стрелой в спине; Хэтч ухватился за косяк двери, а Дик притаился за кустами сирени.
— Вы видите что-нибудь? — крикнул Хэтч.
— Ни одна ветвь не шелохнется.
— По-моему, стыдно оставлять его лежать так,— сказал Беннет, подходя нерешительными шагами и с очень бледным лицом.— Смотрите за лесом, мастер Шельтон, присматривайте хорошенько. Да помогут нам святые! Но каков выстрел!
Беннет положил старого стрелка к себе на колени. Старик еще не умер; лицо его исказилось от боли; глаза то открывались, то закрывались. По-видимому, он страдал ужасно.
— Ты меня слышишь, старый Ник? — спросил Хэтч.— Нет ли у тебя какого-нибудь последнего желания, прежде чем отправиться, старый брат?
— Выньте стрелу и дайте мне умереть, во имя Богоматери,— задыхаясь, проговорил Аппльярд,— я покончил со старой Англией. Вытащите стрелу.
— Мастер Дик,— сказал Беннет,— подойдите сюда и выдерните стрелу. Он скоро отойдет, бедный грешник.
Отзывы о сказке / рассказе: