Глава V. Повествует о свидании Норсмаура со мной и Кларой
При первом луче дня я оставил открытое место перед павильоном и направился к моему убежищу в высоком песчаном холме около бухты, чтобы поджидать приход Клары. Утро было серое и печальное, ветер усмирился перед восходом солнца, отлив был в полном ходу, но дождь продолжал немилосердно лить. На всей пустыне дюн не виднелось ни одного живого существа, однако я был уверен, что в окрестностях павильона уже собрались враги. Фонарь, разбудивший меня ночью, и шляпа, отнесенная ветром с Граденской топи на берег, служили достаточно красноречивыми сигналами опасности, грозившей Кларе и жителям павильона.
Было уже семь с половиной или около восьми часов, когда силуэт дорогой мне девушки, наконец, показался на пороге павильона. Несмотря на отчаянный дождь, Клара решительно направилась к берегу. Разумеется, я не стал ждать, пока она дойдет до обычного места встречи, и был около нее уже на первом же повороте, скрытом от павильона.
— Мне очень трудно было уйти! — воскликнула она, завидев меня.— Они не хотели, чтобы я шла гулять в такой дождь.
— И вы, Клара, не побоялись?
— Нет,— ответила она так просто, что душа моя наполнилась доверием и радостью.
Действительно, моя жена была и самая лучшая, и самая храбрая из женщин, каких я только встречал. Я знал прекрасных по своей доброте и другим душевным качествам женщин, знал и очень храбрых, но не встречал сочетания доброты и значительной степени смелости в одной и той же женщине, моя жена была, очевидно, исключением, ее решительность и бесстрашие соединились с самыми обстоятельными и прекрасными чертами женского характера.
Я рассказал все, что со мной случилось, Клара сильно бледнела, слушая рассказ, но сдерживала свои чувства.
— Вы видите, я цел и невредим,— сказал я в заключение,— очевидно, не меня искали, но если бы они того пожелали, уже ночью меня не было бы в живых.
Она положила мне руку на плечо.
— И я не имела предчувствия об этом! — воскликнула она.
Выражение ее голоса проникло в мою душу. Я обвил ее стан рукой и привлек ее к себе, и, прежде чем мы очнулись, ее руки были на моих плечах, ее губы прикоснулись к моим. Слов любви мы не произнесли. Я до сих пор помню прикосновение ее щеки, мокрой и холодной от дождя, часто впоследствии я целовал ее щеку, когда она умывалась, чтобы оживить в моей памяти первый наш поцелуй на морском берегу в то достопамятное утро.
Мы простояли таким образом несколько секунд,— а может быть и больше, потому что время для влюбленных быстро летит, как вдруг наш слух поразил раскат хохота, какого-то дикого, неестественного хохота, которым нередко маскируют досаду и гнев.
Мы обернулись, но талия Клары осталась в моей руке, а она и не подумала освободиться.
В нескольких шагах стоял Норсмаур с заложенными назад руками. Лицо его было страшное, сильно насупленные брови придавали ему свирепый вид, ноздри широко раздувались и побледнели от сдерживаемой злости. Он глядел на нас в упор.
— Ах, Кассилис! — произнес он самым язвительным тоном, как только я показал свое лицо.
— Он самый, Норсмаур! — ответил я совершенно спокойно, так как я нисколько не растерялся.
— Вот как, мисс Хедльстон,— продолжал он медленно, но изменившимся от гнева голосом,— вы храните свое слово вашему отцу и мне? Вот цена, которой отплачиваете за жизнь отца? Вот до какой степени вы увлеклись этим молодым джентльменом, что не останавливаетесь ни перед ливнем, ни перед приличиями, ни перед самыми обыкновенными предосторожностями…
— Мисс Хедльстон,— пытался я заговорить, но он грубо меня перебил:
— Эй, вы там! Придержите свой язык,— крикнул он,— я разговариваю с этой девушкой, а не с вами!
— Эта девушка, как вы ее называете, моя жена! — громко и твердо объявил я.
И Клара, еще ближе придвинувшись ко мне, подтвердила истину моих слов.
— Ваша что?! — крикнул он.— Вы лжете!
— Норсмаур,— ответил я, придавая голосу возможное спокойствие,— мы все знаем, что у вас прескверный характер, и я не буду, конечно, сердиться на ваши необдуманные слова. Но прежде всего не кричите, говорите возможно тише, мы здесь не одни.
Он оглянулся кругом, и я заметил, что мои слова значительно охладили его расходившиеся чувства.
— Что вы подразумеваете, однако?
— Итальянцы!
Это было единственное слово, которое я произнес, но оно произвело магическое действие. Норсмаур выговорил страшное проклятие, но тотчас затем замолк и переводил с изумлением свои глаза то на меня, то на Клару.
— Мистеру Кассилису известно все, что мне самой известно,— сказала Клара.
— А мне неизвестно,— выпалил он,— откуда этот дьявол Кассилис сюда явился и что этот дьявол Кассилис здесь делает! Вы говорите, что женаты. Этому я совершенно не верю. Если бы вы были действительно женаты, то быстро получили бы развод — здесь, в Граденской топи. Всего четыре с половиной минуты требуется, Кассилис! Я содержу это маленькое кладбище специально для друзей.
— Ну а для итальянца потребовалось больше, чем указанные вами четыре с половиной минуты, Норсмаур.
Он опять посмотрел на меня, точно ошеломленный моими словами, и затем попросил меня, почти совершенно вежливо, объяснить ему, в чем дело.
— Сейчас у вас слишком много шансов в сравнении со мной,— добавил он в заключение.
Я конечно, согласился сообщить все, что знаю, и он внимательно слушал, не удерживаясь, впрочем, от разных восклицаний и проклятий, пока я рассказывал, как случайно попал в его поместье, как он, Норсмаур, меня чуть не заколол кинжалом, как я выследил итальянцев.
— Так! — произнес он, когда я закончил.— Тут нет никаких сомнений. А что вы советуете делать?
— Я предлагаю остаться с вами и протянуть друг другу руку, — был мой ответ.
— Вы славный человек! — сказал он с какой-то особенной интонацией в голосе.
— Я не боюсь,— сказал я.
— Итак,— продолжал он,— предо мной муж и жена? И вы решитесь мне сказать это в глаза, мисс Хедльстон?
— Собственно, мы еще не женаты, но дали друг другу слово,— ответила Клара,— и сдержим его, мы обвенчаемся при первой же возможности.
— Браво! — воскликнул Норсмаур.— А мой уговор с вашим батюшкой? Будь я проклят, вы ведь не сумасшедшая женщина, вы понимаете, от чего зависит жизнь вашего отца, стоит мне лишь заложить руки в карманы и удалиться отсюда, и вашему отцу сегодня же перережут горло!
Но Клара не растерялась.
— Все это я знаю,— ответила она с удивительной находчивостью,— но знаю только, что вы этого не сделаете. Вы заключили с моим отцом сделку, недостойную джентльмена, но вы все же настоящий джентльмен, свое слово сдержите и никогда не покинете того, кому дали слово защитить.
— Ага! — воскликнул Норсмаур.— Вы думаете, что я отдал яхту даром? Вы думаете, что это из любви к старому джентльмену я рискую свободой и жизнью? И еще затем, чтобы присутствовать на вашей свадьбе? Что ж,— добавил он со странной улыбкой,— быть может вы до некоторой степени правы… Но, вот Кассилис. Он-то знает меня хорошо. Такой ли я человек, чтобы можно мне довериться? Можно ли меня считать человеком надежным, щепетильным, добрым к кому бы то ни было? Вы это знаете?
— Я знаю, что вы наговорили много лишнего,— возразила Клара,— но я уверена, что вы настоящий джентльмен, и, поверьте, мне не страшно.
Норсмаур смотрел на нее восхищенными глазами, точно с особенным одобрением относясь к ее словам.
— Но вы, Франк,— обратился он в мою сторону,— неужто вы думаете, что я уступлю ее вам без борьбы? Говорю вполне откровенно,— берегитесь, Франк! Скоро я схвачусь с вами не на жизнь, а на смерть!
— Это будет в третий раз,— перебил я его, улыбаясь.
— Ах да! Забыл. Действительно, в третий раз. Что же, третий раз, говорят, самый счастливый…
— Вы подразумеваете, что в третий раз у вас к услугам будет уже экипаж «Красного Графа»? — спросил я, чувствуя, что начинаю злиться и желаю обозлить Норсмаура.
Но он уже решил успокоиться и обратился только к Кларе:
— Вы слышите, что он говорит?
— Я слышу, что двое мужчин болтают пустое,— заявила она.— Я презирала бы себя за подобные мысли и речи. Да вы сами не верите ни единому слову из того, что сейчас говорили, охота вам выставлять себя не то злодеями, не то глупцами!
— Браво! — воскликнул Норсмаур.— Это называется приговор, труба в день судный. Но она еще не миссис Кассилис, а потом что будет — посмотрим. Больше ничего не скажу, шансы сейчас не на моей стороне!
Тут Клара очень меня удивила.
— Я вас оставлю обоих,— сказала она быстро.— Отец слишком долго один в павильоне. Но помните, вы должны быть друзьями, потому что каждый из вас мне друг.
Жена мне потом объяснила мотивы своего поступка. Она чувствовала, что, если она останется, то мы не перестанем пикироваться в ее присутствии и, быть может, серьезно даже поссоримся. Я думаю, что она была права, потому что, как только она ушла, мы оба совершенно успокоились и стали говорить с доверием друг к другу.
Норсмаур все время смотрел Кларе вслед, пока она не скрылась за холмом.
— Право, это замечательнейшая девушка на всем свете! — произнес он, добавив к тому весьма выразительную клятву.— Смотрите, какая деятельная, какая решительная!
Я старался улучить минуту, чтобы скорее узнать общее положение дел, и потому, не поддерживая разговора о милой Кларе, спросил:
— Как думаете, Норсмаур,— мы все попали в скверные обстоятельства?
— О да! — ответил он с большим воодушевлением, глядя мне прямо в глаза.— Тут целый ад с чертями над нашей головой. Верите мне или нет, но я совершенно серьезно опасаюсь за свою жизнь.
— Скажите мне одну вещь,— спросил я снова.— Причем итальянцы во всей этой истории? Что им нужно от мистера Хедльстона?
— Разве не знаете?! — вскрикнул он.— Старый мошенник принял на хранение, и притом на тайное хранение, громадный капитал от итальянских карбонариев {Так назывались члены тайного политического союза, сначала направленного против владычества французов в Италии, а затем, в 20-х годах прошлого столетия, поставившего себе целью объединение Италии, под властью демократической республики. Сначала карбонарии переодевались угольщиками, откуда и произошло их название (carbonaro, по-итальянски,— угольщик).}: — целых двести восемьдесят тысяч фунтов, ну и, конечно, растратил его, не знаю только весь ли, неудачными спекуляциями. Из-за этой растраты не удалось восстание в Триденте или Парме, которое должно было послужить сигналом к революции во всей Италии, и теперь карбонарии гонятся за Хедльстоном, чтобы ему отомстить. Счастье будет, если наша шкура останется цела.
— Карбонарии! — воскликнул я.— Ну, плохо дело! Не сдобровать старику.
— То же и я думаю,— сказал Норсмаур.— Вообще, все мы тут попали в изрядную ловушку, и, откровенно говоря, я рад, что вы здесь и поможете нам. Если не удастся охранить старика, постараюсь, по крайней мере, спасти дочь… Идите в павильон и оставайтесь с нами. И вот вам мое слово, моя рука, я вам друг, пока старик не спасется или не будет убит. Но,— добавил он,— как только дело решится, мы снова соперники, и предупреждаю, берегитесь!
— Идет! — ответил я.
И мы пожали друг другу руки.
— Теперь скорее в нашу цитадель! — сказал Норсмаур и быстро пошел против дождя.
