Он вытер губы не очень свежим носовым платком и стал закручивать цигарку большими, сильными пальцами с отросшими нечистыми ногтями. Вера Глебовна подумала, что у него крестьянские, как у отца, руки и что он сейчас совсем не тот интеллигентный мальчик, каким был в Москве и каким провожала она его в армию. Появилось что-то простоватое, мужицкое, и она заметила, что не раз, говоря о немцах, сдерживал он в себе слова, к которым, видно, привык и которые превратились уже не в ругательства, а просто в присказки к обычному разговору. Но она не была расстроена этим, понимая, наверно, что таким быть и в армии, и тем более на войне — легче и проще.
Докурив, Андрей поднялся.
— Мы еще не знаем номера своей полевой почты. Как получим — сообщу. И тебе, Таня.
Наступало самое страшное… Но лицо Андрея было спокойно, только какая-то огромная внутренняя сосредоточенность и собранность лежали на нем.
— Тебе уже пора?- еле слышно спросила Вера Глебовна, видя ненужность своего вопроса, но ожидая чуда — слов: «Еще немного могу побыть», но он сказал:
— Пора, мама.
Неужто уже все? А они ни о чем не поговорили! Господи, неужели его сейчас не будет? И он ничего не спросил об отце!
Поднялась Таня, поднялась хозяйка, и все молча смотрели, как неспешно надевает на себя Андрей ватник, как затягивает ремень, на котором брякнули, стукнувшись друг о друга, две гранаты, как натягивает на голову подшлемник, а потом и ушанку.
Вера Глебовна глядела на него и твердила себе: надо быть спокойной, надо быть спокойной…
Одевшись, но не взяв еще автомат, Андрей шагнул к матери.
— Ты молодец, мама… Ты у меня совсем молодец,- и протянул руки.
Она ухватилась за его шею и повисла на нем, а он гладил ее по голове и все повторял дрогнувшим голосом:
— Ты молодец, мама, совсем молодец…
Всхлипнула тетя Нюша; отвернулась, закрыв лицо руками, Таня. Наконец Вера Глебовна оторвалась от него.
— Андрей, вот последнее письмо отца… Он пишет: то, что навалилось на страну, важнее…
— Я понимаю, мама,- прервал он ее.- А ты? Ты понимаешь?- спросил он ее, напряженно, в упор глядя прямо в глаза.
Она кивнула головой.
— Я… перекрещу тебя, Андрей…
— Мы же неверующие, мама,- чуть улыбнулся он.
— Мы — русские, Андрей. Как же по-другому я могу благословить тебя?
— Ты благословляешь? — напряжение, которое было у него до этого, спало, он глубоко и облегченно вздохнул.- Теперь мне ничего не страшно… Мама, я буду здорово воевать и… тогда… Понимаешь?
— Да, но только помни — ты один у меня,- опять не сдержалась она и отошла в сторону, чтобы дать Андрею проститься с Таней.
Он подошел к ней, обнял и коротко, застенчивым поцелуем чмокнул в губы.
— Мы проводим тебя,- сказала Вера Глебовна, накидывая шубу.
Они вышли во двор. Падал легкий снег, и на западе притухло зарево. Приглушил снег и тот беспокойный гул, которым тревожил их фронт. Было тихо, совсем тихо… Андрей, нагнувшись, долго возился с лыжными креплениями. Наконец он поднялся, оглядел всех внимательным взглядом, словно стараясь навсегда сохранить в своей памяти образы трех русских женщин, благословивших его на войну, откашлялся, скрывая волнение:
— Спасибо вам всем и за все… Ну… я поехал.
Взмахнув палками и резко оттолкнувшись ими, он пошел широким, привычным, видимо, для него пружинистым шагом, не оглядываясь. Оглянулся он только в конце улицы, остановился, помахал им рукой, а потом сразу скрылся за поворотом.
Таня вскрикнула и, рванувшись с места, побежала. Вера Глебовна — за ней. Когда они подбежали к повороту, Андрей был еще виден. Он шел споро и быстро удалялся. Они впились в него глазами, каждая надеясь, что он почувствует ее взгляд и обернется… И он обернулся. Увидев их, приостановился, помахал палкой, а потом, сняв автомат и подняв его одной рукой над головой, дал короткую очередь в воздух. Красные точечки трассирующих прочертили небо и потухли…
Таня обняла Веру Глебовну. Так и стояли они, прижавшись друг к другу, пока все уменьшающаяся, бегущая фигура Андрея не растворилась в снежном дыму. И когда совсем его не стало видно и темно-серая пелена сомкнулась за ним, в небо опять взвились огненные точечки, но выстрелов уже было не слышно…
А потом еще и еще, уже совсем слабые, еле видные и беззвучные, мерцали в небе последние прощальные весточки от Андрея, пока не погасли совсем…
Отзывы о сказке / рассказе: