Жюль Верн — Два года каникул

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Бриан беспокоится о Жаке. — Постройка загородки и птичника. — Кленовый сахар. — Истребление лисиц. — Новая экспедиция в бухту Sloughi. — Запряженная телега. — Истребление тюленей. — Рождественские праздники. — Да здравствует Бриан!

Во Френ-дене все обстояло благополучно во время отсутствия Гордона, и предводителю маленькой колонии оставалось только похвалить Бриана, которого малыши очень любили. Донифан по своему надменному и завистливому характеру не оценил качества своего товарища, и благодаря его влиянию Уилкокс, Феб и Кросс охотно его поддерживали и были против юного француза, так резко отличавшегося по манерам и характеру от своих товарищей-англичан.

Впрочем, Бриан не обращал на него никакого внимания и поступал так, как ему велел долг, нисколько не заботясь о том, что о нем думали. Его больше всего беспокоила непонятная перемена в брате.

Еще не так давно Бриан расспрашивал Жака, но не добился другого ответа, кроме:

— Нет, брат… нет… ничего!

— Ты не хочешь говорить, Жак? — спросил он его. — Ты виноват… Расскажи, что с тобой, это успокоит и тебя, и меня! Я вижу, что ты становишься все более печальным и мрачным. Слушай, я твой старший брат и имею право знать причину твоего горя!.. Что тебя мучит?

— Брат! — проговорил наконец Жак, не имея больше сил противиться тайным угрызениям совести. — Что я сделал? Ты, может быть, только ты, меня простил бы, тогда как другие…

— Другие?.. другие?! — воскликнул Бриан. — Что ты хочешь этим сказать, Жак?

Слезы текли из глаз ребенка, но, несмотря на настойчивость брата, он добавил только следующее:

— После ты узнаешь все!

Понятно, что этот ответ встревожил Бриана, ему хотелось узнать во что бы то ни стало, что могло случиться с Жаком, и как только вернулся Гордон, Бриан рассказал о вынужденном полупризнании брата, прося его вмешаться в это дело.

— С какой стати, — разумно ответил Гордон, — пусть Жак действует, как подсказывает ему его совесть. А что касается того, что он сделал… без сомнения, это какая-нибудь шалость, важность которой он преувеличивает. Подождем, пока он сам не сознается.

На следующий день, 9 ноября, юные поселенцы принялись за работу, которой было немало. Прежде всего следовало уважить требования Моко, запас провизии которого уже начинал истощаться. Хотя и пользовались силками, протянутыми вдоль берегов Френ-дена, но главным образом ощущался недостаток в крупной дичи.

Поэтому было необходимо подумать о расстановке более прочных ловушек, так, чтобы вигони и мексиканские свиньи могли туда попадать.

Старшие мальчики и занялись этими работами. Гуанако и вигонь со своими двумя детенышами временно были помещены под ближайшими деревьями. Длинные веревки позволяли им двигаться на известном пространстве, и этого было достаточно, пока дни были длинные, но до наступления зимы надо было позаботиться о более подходящем убежище. Вследствие чего Гордон решил немедленно построить сарай с высокой изгородью.

Принялись за работу, и образовался настоящий столярный цех под надзором Бакстера. Приятно было видеть этих усердных мальчиков, довольно искусно владевших столярными инструментами; одни были с пилой, другие с топором. Если порой они и портили работу, то не падали духом.

Деревья средней толщины, срубленные у корня, пошли на загородку, где могли свободно поместиться животные; так крепко были вбиты в землю стволы, соединенные между собой поперечными брусьями, что животные не смогли бы вывернуть их.

Сарай был выстроен из обшивных досок «Sloughi», что избавило юных плотников от труда рубить деревья, — работа непосильно трудная при этих условиях. Крыша его была покрыта толстым просмоленным брезентом, так что нечего было бояться шквалов. Условия для содержания домашних животных были хорошие: травы, мха и листвы было в изобилии, подстилки можно было часто менять. Гарнетт и Сервис главным образом смотрели за оградой и вскоре были вознаграждены за свои заботы, видя, что гуанако и вигонь с каждым днем становятся более ручными.

Впрочем, в загородке появились новые гости: второй гуанако, попавший в одну из западней, расставленных по лесу, пара вигоней, самец с самкой, захваченные Бакстером с помощью Уилкокса, который, в свою очередь, начал довольно ловко управляться с бола. Был даже американский страус, которого Фанн затравил на бегу. Но видно было, что с этим будет то же, что и с первым; невзирая на доброе желание Сервиса, который к нему привязался, он ничего с ним не мог поделать.

До окончания постройки сарая гуанако и вигонь загоняли каждый вечер вовнутрь. Крики шакалов, тявканье лисиц раздавались слишком близко от Френ-дена, так что было бы неблагоразумно оставлять животных на воле.

В то время как Гарнетт и Сервис заботились исключительно о пропитании животных, Уилкокс с товарищами продолжали расставлять западни и силки, которые они ежедневно обходили. Нашлось дело и для Айверсона и Джепкинса. Для фазанов, цесарок и тииамаусов потребовался птичий двор, который Гордон устроил в углу ограды, и детям было поручено заботиться о нем, за что они и принялись с большим усердием.

Как видно, у Моко теперь оказалось не только молоко вигоней, но и птичьи яйца, и, наверное, он приготовлял бы какие-нибудь пирожные, если бы не Гордон, советовавший ему быть поэкономнее с сахаром. Только по воскресеньям да в дни рождений появлялось сладкое блюдо, которым досыта угощались Доль с Костаром. Надо было найти вещество, которое могло заменить сахар.

Сервис, с «Робинзоном» в руках, утверждал, что можно отыскать такое вещество. Гордон принялся за поиски и нашел в лесу группу деревьев, которые в начале осени покрываются великолепной пурпурной листвой.

— Это клены, — сказал он, — деревья с сахаром.

— Деревья из сахара? — воскликнул Костар.

— Нет, лакомка, — ответил Гордон. — Я сказал — с сахаром.

Это было одно из самых важных открытий, сделанных юными поселенцами со дня их переезда во Френ-ден. Надрезав ствол этих сахарных кленов, Гордон добыл сок, и этот сок, сгущаясь, давал сахаристое вещество, хотя и уступавшее по качеству тростнику и свекловице, тем не менее оно было необходимо и во всяком случае лучше сока, добываемого весной из березы.

Если добудут сахар, можно будет приготовить ликер.

По совету Гордона, Моко воспользовался зернами trulca. Прежде всего он раздавил их в чане тяжелым пестом, тогда эти зерна дали жидкость, крепкую, как спирт, и за неимением кленового сахара можно было употреблять ее для подслащивания горячих напитков.

Листья, собранные с чайного дерева, по качеству почти не уступали душистому китайскому растению. Поэтому мальчики решили во время своих экскурсий по лесу набрать их как можно больше.

Таким образом, остров Черман доставил своим обитателям все необходимое. Единственно, чего недоставало и о чем можно было пожалеть, это о свежих овощах. Приходилось довольствоваться консервами, которых сохранилось около сотни ящиков, тщательно приберегаемых Гордоном.

Напрасно пытался Бриан культивировать дикие иньямы, несколько ростков которых Франсуа Бодуэн посеял у подошвы утеса, но эта попытка ни к чему не привела. К счастью, сельдерей рос в изобилии по берегам Семейного озера, и так как его не надо было беречь, то он и заменял собой свежие овощи.

С наступлением весны мальчики расставили силки на левом берегу реки. В них попадали мелкие птицы, небольшие куропатки — турпаны.

Донифану хотелось исследовать огромное пространство южных болот по другую сторону Зеландской реки. Но было бы опасно переходить эти болота, которые занимали часть озера и во время прилива заливались волнами.

Уилкокс и Феб поймали по несколько агути, таких же жирных, как зайцы, белесоватое мясо которых, несколько сухое на вкус, походило на мясо кролика или свиньи.

Конечно, затравить этих подвижных грызунов было трудно, даже при помощи Фанна, но достаточно было слегка свистнуть, чтобы заманить их к отверстию и захватить. Кроме того, юные охотники приносили вонючих хорьков, россомах, похожих на куниц, очень красивых, но распространявших зловоние.

— Как они могут выносить подобный запах? — спросил однажды Айверсон.

— Ну!.. Дело привычки! — ответил Сервис.

В Семейном озере водились более крупные породы рыб, чем в заливе, например прекрасные форели, которые, несмотря на тщательную варку, сохраняли свой несколько солоноватый вкус. Можно было отправиться в бухту Sloughi ловить треску, которая укрывалась десятками тысяч в водорослях. Когда же лосось станет подниматься по течению Зеландской реки, Моко советовал запастись этой рыбой, которую прекрасно можно было сохранить в соли и этим обеспечить себя на зиму.

Бакстер по просьбе Гордона занялся выделкой луков из гибких ясеневых ветвей и стрел из камыша с гвоздем вместо наконечника. Благодаря этому Уилкокс и Кросс время от времени могли бить мелкую дичь.

Хотя Гордон и был всегда против того, чтобы тратили заряды, но одно обстоятельство заставило его отказаться от своей обычной скупости.

Седьмого декабря Донифан, отведя его в сторону, сказал:

— Гордон, нас разоряют шакалы и лисицы, они приходят ночью стаями, разрушают наши силки и поедают дичь, которая туда попадает!.. Надо с этим покончить раз и навсегда!

— Да разве нельзя устроить западни? — заметил Гордон, прекрасно видя, к чему вел его товарищ.

— Западни! — переспросил Донифан, по-прежнему относясь с пренебрежением к этому первобытному способу охоты. — Они еще пригодны для шакалов, которые настолько глупы, что, случается, и попадают туда, но лисицы не таковы, они слишком хитры и осторожны! И, невзирая на все предосторожности Уилкокса, в одну прекрасную ночь наш птичий двор будет опустошен и там не останется ни одной птицы…

— Ну хорошо, так как это необходимо, — ответил Гордон. — Я согласен выдать несколько дюжин патронов. Но смотрите, чтобы они не пропали даром.

— Хорошо, Гордон, ты можешь на это рассчитывать! На следующую ночь мы подкараулим этих животных и устроим такую бойню, что они долго не посмеют показаться.

Подобное истребление было крайне необходимо. Лисицы Южной Америки, кажется, превосходят хитростью европейских, и действительно, они производят беспрерывные опустошения, выказывая настолько свою смышленость, что перегрызают кожаные ремни, которыми на пастбищах привязывают лошадей или скот.

С наступлением ночи Донифан, Бриан, Уилкокс, Бакстер, Феб, Кросс и Сервис отправились, чтобы засесть у опушки чащи в covert, — так называются в Соединенном королевстве пространства, заросшие кустарниками.

Фанна охотники не взяли с собой, так как он только бы им мешал. Даже и не поднимали вопроса о том, чтобы отыскать след, потому что при быстром беге лисица не оставляет после себя никакого запаха, и если он есть, то настолько слабый, что его не почует и лучшая собака.

В одиннадцать часов Донифан с товарищами засели под ветвистым диким вереском, чтобы подстерегать зверя.

Ночь была очень темная.

Глубокое молчание, не нарушаемое ни малейшим дуновением ветерка, позволяло различать, как скользили лисицы по сухой траве.

В первом часу Донифан указал на приближение стаи этих животных, пересекавших чащу, чтобы утолить жажду в озере.

Охотники терпеливо выжидали, чтобы их собралось до двадцати, на что, конечно, потребовалось время, так как они приближались с осторожностью, как бы предчувствуя засаду. Вдруг по знаку Донифана раздалось несколько выстрелов. Все понеслись. Пять или шесть лисиц попадали на землю, в то время как другие, совершенно обезумев, кидались из стороны в сторону, и большая часть из них была убита наповал. На рассвете в камышах нашли их штук десять. И так как эта бойня последовательно возобновлялась и в следующие три ночи, то маленькая колония скоро совершенно избавилась от этих посещений, которые были так опасны для обитателей загона. Кроме того это им доставило около пятидесяти превосходных серебристых шкур, которые пошли на ковры и одежды.

Пятнадцатого декабря предприняли большую экспедицию в бухту Sloughi. Погода стояла прекрасная. Гордон решил, что в этой экспедиции примут участие все, и это решение было радостно принято.

Весьма вероятно, что, выступив на рассвете, они смогут вернуться к ночи, и если же почему-либо запоздают, то придется расположиться под деревьями.

Главной целью этой экспедиции была охота на тюленей, посещающих побережье в холодное время. В эту длинную зиму пришлось потратить много осветительного материала, так что из свечей, заготовленных французом, осталось две или три дюжины, а масло, бывшее в бочонках «Sloughi» и употреблявшееся для фонарей зала, было почти уже израсходовано; все это серьезно беспокоило предусмотрительного Гордона.

Конечно, Моко мог запастись значительным количеством жира, который он получал от дичи, жвачных животных, грызунов, пернатых, но было очевидно, что весь этот запас быстро израсходуется. Нельзя ли было заменить его веществом, почти приготовленным к употреблению самой природой? Растительное масло можно было заменить жиром животных. Хорошо, если бы охотникам удалось убить несколько тюленей, которые появляются летом на подводных скалах бухты Sloughi. Следовало даже поторопиться, так как тюлени скоро уйдут в более южные воды Антарктики.

Экспедиция, предпринимаемая с этой целью, должна была иметь важное значение, и по сделанным приготовлениям можно было надеяться на хорошие результаты.

С некоторого времени Сервис и Гарнетт приложили все свое старание на то, чтобы выдрессировать двух гуанако, которые могли теперь заменять собой вьючных животных. Бакстер смастерил недоуздок, и хотя на них еще не ездили верхом, но можно было запрягать их в тележку, а не впрягаться самим, как это делалось раньше!

В этот день повозка была нагружена боевыми снарядами, провизией, различной посудой и между прочим большой лоханью и пустыми бочонками, которые намеревались наполнить тюленьим жиром. Конечно, лучше было разрезать на куски этих животных на месте, чем тащить их в Френ-ден, где бы они своим запахом заразили воздух.

Вышли с восходом солнца. Первые два часа прошли без всякого затруднения. Повозка не могла быстро двигаться из-за неровности почвы правого берега Зеландской реки, и гуанако с трудом тащили ее, особенно когда им пришлось объезжать трясину лесом. У Доля и Костара от такого трудного перехода заболели ноги. Тогда Гордон по просьбе Бриана позволил им сесть в тележку.

Около восьми часов, в то время как тележка с трудом тащилась вдоль трясины, до Донифана донеслись крики Кросса и Феба, шедших немного впереди; Донифан побежал к ним, а за ним и все остальные.

В тине на расстоянии ста шагов валялось огромное животное, которое сразу узнали молодые охотники. Это был гиппопотам, тучный и розовый, который, к своему счастью, скрылся в густую топь, прежде чем в него можно было выстрелить. Да и к чему было стрелять, ведь выстрел из ружья не убил бы его.

— Что это за большое животное? — беспокойно спросил Доль.

— Это гиппопотам, — ответил ему Гордон.

— «Гиппопотам», какое смешное прозвище! — Или речная лошадь, — уточнил Бриан.

— Да он совсем и непохож на лошадь! — кстати заметил Костар.

— Нет, — воскликнул Сервис, — по-моему, гораздо лучше бы было, если бы его назвали свинопотам!

Замечание, не лишенное справедливости, рассмешило детей.

В начале одиннадцатого Гордон вышел на песчаный берег бухты. Сделали привал на берегу реки на том самом месте, где в первый раз останавливались, когда разламывали яхту.

Сотни тюленей уже были там, лежали между скал, греясь на солнце. Даже нашлись такие, которые забавлялись на песке по эту сторону подводного рифа.

Присутствие детей не испугало этих животных, может быть, потому, что они никогда и не видели человека, так как прошло двадцать лет с тех пор, как умер француз. Старые тюлени не сторожили, как это обыкновенно делается в стаях, чтобы известить об опасности. Надо было осторожно подойти к ним, чтобы не напугать, иначе они бы быстро ушли с берега.

Как только мальчики подошли к бухте, все начали вглядываться в горизонт, так широко расстилавшийся между Американским мысом и мысом Ложного Моря.

Море было совершенно пустынно и предоставляло случай убедиться, что этот остров лежит вне морского пути; могло, однако, случиться, что какое-нибудь судно прошло бы мимо острова, и тогда одна из пушек яхты, поставленная на вершине холма Окленда, была бы лучше всякой сигнальной мачты.

Но тогда пришлось бы постоянно кому-нибудь оставаться при ней и, следовательно, быть вдалеке от грота. Гордон нашел, что этого нельзя исполнить. Сам Бриан, так стремившийся на родину, должен был с этим согласиться; оставалось только пожалеть, что грот не находился в этой части бухты.

В то время как знойные лучи полуденного солнца манили тюленей погреться на плоском песчаном бережке, мальчики, наскоро позавтракав, приготовились к облаве. Айверсон, Дженкинс, Жак, Доль и Костар под присмотром Моко должны были оставаться в лагере, а Фанна оставили стеречь гуанако, которые паслись у опушки леса.

Все огнестрельное оружие колонии было увезено вместе с запасами, и даже Гордон на этот раз не торговался ввиду общей пользы.

Прежде всего следовало отрезать тюленям путь к морю. Донифан, которому товарищи передали руководство охотой, предложил спуститься по реке до устья под прикрытием высокого берега, чтобы пробраться друг за другом вдоль каменного рифа, окружив берег, что и было выполнено с большой осторожностью. Молодые охотники, стоявшие друг от друга на расстоянии тридцати или сорока шагов, образовали вскоре полукруг между плоским песчаным берегом и морем.

Тогда по сигналу Донифана все сразу поднялись, загремели выстрелы, и каждый из них уложил на месте свою жертву.

Те тюлени, которые не были поражены, выпрямились, двигая хвостом и ластами. Напуганные громом выстрелов, они бросились, подпрыгивая, к каменным рифам.

Их преследовали выстрелами из револьверов. Донифан, увлекшись, творил чудеса, тогда как другие изо всех сил подражали ему.

Это продолжалось всего лишь несколько минут, пока тюлени не добрались до скал. Оставшиеся в живых исчезли, на берегу осталось ранеными и убитыми около двадцати тюленей.

Облава удалась, и охотники, вернувшись к лагерю, расположились под деревьями, надеясь пробыть там тридцать шесть часов.

Остальное время было занято самой отвратительной работой, но так как сам Гордон принял в ней участие в силу необходимости, то и все решительно занялись ею. Сначала надо было перетащить на песок тюленей, упавших между рифами, что было довольно трудно, хотя тюлени были средней величины.

В то время Моко, пристроив большой котел над очагом и наполнив его пресной водой, зачерпнутой из реки в час отлива, складывал в него куски тюленьего мяса весом от пяти до шести фунтов каждый. Через несколько минут кипения уже выделялось прозрачное масло, всплывавшее на поверхность, и им наполняли одну бочку за другой.

От мяса шел такой ужаспый запах, что все затыкали себе носы, но не уши, так что могли слышать шутки, вызванные этой неприятной операцией, даже изящный Лорд Донифан не ворчал. На следующий день все принялись за ту же работу.

К концу второго дня Моко собрал несколько сотен галлонов масла. Казалось, этого было достаточно и хватит на всю зиму. Да и тюлени уже более не появлялись ни на каменном рифе, ни на плоском песчаном берегу, и, конечно, от страха они нескоро вернутся в бухту.

На следующий день рано утром, к всеобщему удовольствию, можно было покинуть лагерь; уже накануне вечером телега была нагружена бочонками, оружием, посудой, и так как она на обратном пути, конечно, стала тяжелее, то гуанако не могли тащить ее быстро, тем более что дорога заметно шла в гору по направлению к Семейному озеру.

Не успели они отъехать, как воздух огласился криками хищных птиц, луней или соколов, набросившихся на останки тюленей, которые они быстро собирались уничтожить.

Отсалютовав в последний раз флагу Соединенною королевства, который развевался на вершине холма Окленда, мальчики взглянули в последний раз на Тихий океан и направились по правому берегу Зеландского залива. По дороге не случилось ничего особенного. Несмотря на трудность пути, гуанако отлично исполняли свои обязанности, им по временам помогали старшие, так что к шести часам вечера вернулись в грот.

Жизнь пошла обычным порядком. Мальчики испробовали на лампах и фонарях тюленье масло и нашли, что, хотя оно и посредственного качества, но вполне пригодно для освещения комнаты и кладовой. Следовательно, нечего было бояться темноты в долгие зимние месяцы.

Между тем приближался канун Рождества, которое так весело празднуется у англичан. Конечно, Гордону хотелось отпраздновать его с некоторой торжественностью, пусть это будет как бы воспоминанием о далеком отечестве, обращением любящих сердец к отсутствующим семьям. Если бы родители слышали, как дети кричали: «Мы тут живы… совершенно здоровы!.. Вы нас снова увидите! Господь нас возвратит вам!»

Гордон объявил, что Рождество будут праздновать два дня и все работы прекратятся на это время. Первое Рождество на острове Черман совпадет с первым днем Нового года во всех остальных европейских странах. Это объявление было принято с восторгом. Конечно, 25 декабря будет великолепный обед, который Моко обещал приготовить на славу, он не переставал таинственно перешептываться с Сервисом.

Великий день наступил. Над дверью зала, снаружи, Бакстер и Уилкокс артистически разместили фонарики и флаги, что придавало гроту праздничный вид.

Утром пушечный выстрел возвестил наступление праздника.

Тотчас же маленькие отправились с поздравлениями к старшим, которые их по-отечески отблагодарили. Начальнику острова Костар очень недурно прочел поздравительный привет. Каждый оделся для такого праздника в свое лучшее платье. Погода стояла великолепная. До завтрака и днем прогуливались вдоль озера, играли на лужайке, причем каждый хотел принять участие в игре. С яхты принесли принадлежности для игр: мячи, палки, ракеты. Они играли в гольф, где резиновым мячом надо попадать в ямки, вырытые на большой расстоянии, в футбол, когда кожаный мячик подбрасывается ногой.

Все были заняты.

Особенно веселились маленькие.

Все прошло хорошо. Не было ни споров, ни ссор. Бриану приходилось забавлять Доля, Костара, Айверсона и Дженкинса, но он не мог заставить своего брата Жака присоединиться к ним. Донифан со своими постоянными товарищами Фебом, Кроссом и Уилкоксом ушли от всех, несмотря на замечание Гордона. Наконец, когда новым залпом известили о часе обеда, все собрались в столовой.

Среди большого стола, покрытого великолепной белой скатертью, стояла елка, посаженная в большой горшок, окруженная зеленью и цветами. На ветви были навешены маленькие флаги соединенных цветов Англии, Америки и Франции.

Моко превзошел себя в составлении меню и был горд, получая похвалы, так же как и его помощник Сервис. Обед состоял из следующих блюд; тушеные агути, рагу из жареной дичи, жареный заяц, начиненный трюфелями и ароматическими травами, дрофа с поднятыми крыльями и раскрытым клювом, три ящика овощей в консервах, пудинг, приготовленный в виде пирамиды с традиционной коринкой, перемешанной с фруктами, которые уже больше недели мокли в коньяке, несколько стаканов красного шипучего вина, хереса, ликеры, чай и кофе на десерт. Надо признаться, что было чем отпраздновать Рождественский сочельник на острове Черман.

Бриан произнес сердечный тост в честь Гордона, который ответил ему тостом за молодую колонию и отсутствующих родителей.

Под конец, что было всего трогательнее, Костар встал и от имени самых маленьких поблагодарил Бриана за то самоотвержение, которое тот выказал по отношению к ним.

Бриан не мог сдержать охватившего его глубокого волнения, когда раздались громкие крики «ура», которые не нашли отклика только в сердце Донифана.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Приготовления к будущей зиме. — Предложение Бриана. — Отъезд Бриана, Жака и Моко. — Переезд через Семейное озеро. — Восточная река. — Маленькая гавань в ее устье. — Море на востоке. — Жак и Бриан. — Возвращение во Френ-ден.

Через неделю наступил Новый, 1861 год. В этой части южного полушария он начинается в середине лета.

Прошло уже около десяти месяцев с тех пор, как потерпевшие кораблекрушение были выброшены на остров в двадцати восьми лье от Новой Зеландии.

Их положение за это время мало-помалу улучшилось. Казалось даже, что теперь они были обеспечены, но они по-прежнему были в незнакомой стране. Они не могли рассчитывать на помощь извне. Правда, до сих пор никто не был болен благодаря осторожности Гордона, который держал всех в руках, и хотя его упрекали в суровости, не произошло никакого несчастного случая. Конечно, приходилось считаться с привязанностями этих детей. Настоящее примиряло с действительностью, но в будущем можно было предвидеть большие беспокойства. Во что бы то ни стало Бриан хотел покинуть остров Черман. Но как отважиться плыть на такой хрупкой лодке — переезд мог затянуться, если остров не принадлежит к островам Тихого океана или находится в нескольких сотнях миль от материка. Даже если бы двое или трое из самых смелых пожертвовали собой и пошли искать землю на восток, то едва ли достигли бы своей цели. Они не могли построить судна, на котором можно было бы переехать эту часть Тихого океана. Это было выше их сил, и Бриан не знал, что еще придумать для всеобщего спасения. Ничего больше не оставалось, как ждать и работать для устройства удобного помещения в гроте. Если теперь холода помешают исследовать остров, то летом, может быть, им удастся познакомиться с окрестностями.

Каждый принялся за работу. Они знали по опыту, насколько сурова зима в этих широтах. В течение недель, даже месяцев дурная погода заставляла не выходить из грота, благоразумие требовало предохранить себя от холода и голода. Несмотря на кратковременность осени, Гордон собрал дрова, чтобы день и ночь топить печки. Следовало подумать и о домашних животных, находящихся в ограде и на птичьем дворе. Поместить их в кладовой было чрезвычайно стеснительно и даже неосторожно с точки зрения гигиены, значит, постоянно надо было протапливать сарай, устроив там очаг и поддерживая такую температуру, которую им можно бы было переносить. Этим занялись Бакстер, Бриан, Сервис и Моко в первый месяц нового года.

Также важно было подумать и о продовольствии в продолжение всего зимнего периода. Донифан с товарищами взялись позаботиться об этом. Ежедневно они обходили западни, сети, силки. Моко с прежним усердием заготовлял запасы, ему приходилось солить и коптить мясо, и таким образом они обеспечили себя пищей на зиму.

Однако необходимо было исследовать если не весь остров Черман, то по крайней мере восточную часть Семейного озера, точно ознакомившись с устройством его поверхности.

Однажды Бриан в разговоре с Гордоном высказал новый взгляд по поводу исследования острова.

— Хотя карта несчастного Бодуэна довольно точно составлена, в чем мы могли убедиться, — сказал он, — однако нам не мешает ознакомиться с восточной частью Тихого океана. В нашем распоряжении превосходные подзорные трубы, которых не было у нашего земляка, и, может быть, мы увидим те земли, которых он не мог видеть. По его карте остров Черман стоит отдельно, а может быть, на самом деле это и не так.

— Ты все преследуешь мысль, — ответил Гордон, — вернуться домой.

— Да, Гордон, и в глубине души я уверен, что ты и сам хочешь того же. Разве все наши усилия не направлены на то, чтобы возвратиться на родину как можно скорее?

— Пусть будет по-твоему, — ответил Гордон, — и так как ты на этом настаиваешь, мы организуем экспедицию.

— Экспедицию, в которой мы все примем участие? — спросил Бриан.

— Нет, — ответил Гордон, — шесть или семь человек.

— Это слишком много, Гордон! Им придется обойти озеро с севера или с юга, а на это надо много времени и труда.

— Что же ты предлагаешь, Бриан?

— Я предлагаю двоим или троим переплыть в ялике на противоположный берег.

— А кто будет управлять яликом?

— Моко, — отвечал Бриан. — Он умеет управлять лодкой, и я также в этом немного понимаю. При благоприятном ветре мы пойдем под парусом, а если не удастся, то на веслах, и мы легко таким образом сделаем пять-шесть миль и спустимся к устью реки.

— Понимаю, Бриан, — отвечал Гордон, — и очень одобряю твою идею. А кто будет сопровождать Моко?

— Я, Гордон, потому что я ни разу не принимал учасшя в экспедиции в северную часть озера. Теперь моя очередь быть полезным, и я заявляю…

— Полезным! — вскричал Гордон. — Да ты оказал уже нам тысячу услуг, мой милый Бриан. Не жертвовал ли ты собой более других, ведь мы тебе многим обязаны!

— Полно, Гордон, мы все исполняли свой долг. Что же, решено?

— Да, решено, Бриан. Кого ты возьмешь третьим? Я тебе не предлагаю Донифана, так как вы что-то не ладите.

— А я охотно взял бы его с собой, — отвечал Бриан. — У Донифана доброе сердце, он смел, ловок, и если бы не его завистливый характер, он был бы прекрасным товарищем. Кроме того, со временем он изменится, когда убедится в том, что я не стараюсь поставить себя выше других, и тогда, я уверен, мы сделаемся лучшими друзьями в мире. Но я думаю о другом спутнике для нашего путешествия.

— О ком же?

— О моем брате Жаке, — отвечал Бриан. — Состояние его духа меня беспокоит все более и более, его, вероятно, мучит совесть, а он не хочет сознаться. Может быть, во время нашей экскурсии, оставшись со мной наедине…

— Ты прав, Бриан, возьми Жака и с сегодняшнего дня начинай свои приготовления к отъезду.

— Это займет немного времени, — ответил Бриан, — так как наше отсутствие продлится не более двух или трех дней.

В этот же день Гордон сообщил товарищам о предполагаемой экскурсии. Донифан обиделся, узнав, что он в ней не участвует, и высказал это Гордону. Последний объяснил ему, что в данных условиях они не могут взять с собой более трех человек, и так как идея принадлежала Бриану, то он и выбрал кого хотел.

— Значит, эта экскурсия только для него, не правда ли? — заметил Донифан.

— Ты несправедлив, Донифан, несправедлив к Бриану, также и ко мне.

Донифан не настаивал и собрал вокруг себя своих друзей — Уилкокса, Кросса и Феба, в обществе которых он мог свободно выказать свое дурное расположение духа. Когда юнга узнан, что его обязанности изменятся и он должен будет управлять яликом, то не мог скрыть своего удовольствия, и мысль, что он поедет вместе с Брианом, увеличила его радость. Вместо него готовить будет Сервис, которого радовала мысль, что можно будет полакомиться сколько угодно, Жак, казалось, тоже был очень рад уехать из грота на несколько дней и сопровождать своего брата.

Ялик был вскоре приведен в порядок, его снабдили маленьким латинским парусом, который Моко привесил к мачте. Они взяли с собой два ружья, три револьвера, боевые запасы, три дорожных одеяла, провизии, навощенные плащи на случай дождя, запасные весла, копию с карты француза, на которую будут наноситься новые названия по мере открытий.

Четвертого февраля, около восьми часов утра, простившись со своими товарищами, Бриан, Жак и Моко отчалили от берега Зеландской реки. Стояла прекрасная погода, дул легкий юго-западный ветерок. Был поднят парус, и Моко, сидящий позади, схватив багор, предоставил Бриану травить шкот. На поверхности озера показалась легкая зыбь, ялик почувствовал это только когда вышел на середину. Его скорость увеличилась, и уже через полчаса Гордон и другие, наблюдавшие с берега, вместо ялика видели только черную точку, которая вскоре исчезла.

Моко был на корме, Бриан в середине, Жак на носу у мачты. В течение часа виднелись высокие хребты холма Окленда, но потом и они скрылись за горизонтом, а противоположный берег все еще не показывался, хотя должен был быть близко. К несчастью, как это обыкновенно случается, по мере того как солнце поднималось все выше, ветер ослабевал.

— Досадно, — сказал Бриан, — что ветер не продержался весь день!

— Было бы еще досаднее, Бриан, — ответил Моко, — если бы он сделался встречным.

— Ты философ, Моко!

— Я не знаю, что вы подразумеваете под этим словом, — ответил юнга. — Что бы со мной ни случилось, я остаюсь спокойным.

— Это именно и есть философия.

— Пусть будет так, а пока возьмемся за весла. Хотелось бы достичь противоположного берега до наступления ночи. А если не дойдем, то придется покориться.

— Хорошо! Итак, Моко, я сяду на одно весло, ты на другое, а Жак к рулю.

— Хорошо, — ответил юнга. — Если Жак будет хорошо управлять рулем, то мы пойдем быстро.

— Ты мне укажешь, Моко, как управлять, и я последую твоим указаниям.

Моко спустил парус, так как ветер стих. Все трое поспешили наскоро закусить, а затем разместились следующим образом: юнга на носу, Жак уселся на корме, Бриан же остался в середине. Ялик, уносимый течением, направился к северовостоку по компасу. Лодка находилась как раз посередине этого обширного водного пространства. Они будто были в открытом море, так как не было видно берегов.

Жак внимательно глядел на восток, чтобы увидеть, не покажется ли берег на противоположной стороне от грота.

Около трех часов юнга взял подзорную трубу и стал уверять, что видит землю. Немного погодя Бриан подтвердил, что Моко не ошибся.

В четыре часа показались верхушки деревьев, росших на низменном берегу, и стало ясно, почему Бриан не мог видеть этого берега. Значит, на острове Черман не было других возвышенностей, кроме Оклендских, которые шли между Sloughi и Семейным озером.

Восточный берег находился от них в двух или трех милях. Бриан и Моко усердно гребли, хотя уже сильно утомились, так как было очень жарко. Поверхность озера была гладкая, как зеркало, и в прозрачной воде на глубине двенадцати или четырнадцати футов видны были водоросли, между которыми плавало бесчисленное множество рыб.

Наконец, около шести часов вечера, ялик пристал к берегу, над которым склонялись густые ветви зеленых дубов и сосен. На этом крутом высоком берегу нельзя было высадиться, и пришлось пройти по крайней мере еще с полмили, все поднимаясь к северу.

— Вот река, отмеченная на карте, — сказал Бриан, указывая на реку, вытекающую из озера.

— Я думаю, нам следует ее как-нибудь назвать.

— Хорошо, Моко, назовем ее Восточной рекой, потому что она течет на восток.

— Отлично, — сказал Моко, — а теперь нам надо спуститься по течению Восточной реки до самого ее устья.

— Это мы успеем и завтра сделать, Моко, а сегодняшнюю ночь лучше проведем здесь. Завтра с рассветом мы отчалим и ознакомимся с берегами.

— Мы сойдем на берег? — спросил Жак.

— Конечно, — ответил Бриан, — и сделаем привал под деревьями.

Бриан, Моко и Жак выпрыгнули на берег маленькой бухты и, крепко прикрепив к пню ялик, вытащили оружие и провизию. Зажгли костер у подножия большого каменного дуба. Юные путешественники поужинали сухарями и холодной говядиной, расстелили на земле одеяла и заснули сладким сном.

На всякий случай ружья были заряжены, так как слышался вой зверей, но, в общем, ночь прошла без тревоги.

— Тронемся в путь! — воскликнул Бриан, проснувшись в шестом часу утра.

Через несколько минут все трое заняли свои прежние места в ялике и начали спускаться по реке.

Течение было довольно сильное — отлив начался уже полчаса назад, и можно было идти без весел. Бриан и Жак сели на носу, а Моко, расположившийся на корме, действовал одним веслом, стараясь направлять легкую лодку по течению.

— Возможно, — сказал он, — что отливом нас отнесет в море, если Восточная река не более пяти или шести миль в длину, потому что ее течение быстрее Зеландской реки.

— Это было бы хорошо, — ответил Бриан. — При возвращении, я думаю, нам понадобятся около двух или трех приливов.

— Правда, Бриан, но мы можем, если вы пожелаете, сейчас же вернуться обратно.

— Да, Моко, как только мы увидим хоть какую-нибудь землю к востоку от острова Черман.

Ялик скользил со скоростью более мили в час, по вычислению Моко. Восточная река изменила ?вое направление к северо-востоку. Ее берега были более укреплены, чем у Зеландской реки, и она была шириной только в тридцать футов, чем и объяснялась быстрота ее течения. Бриан боялся, что покажутся пороги и она окажется непригодной для плавания. Во всяком случае, следовало обдумать, если представится какое-нибудь препятствие.

Они были в чаще густой растительности. Здесь преобладали каменные дубы, пробковые деревья, сосны и пихты. Между ними Бриан узнал дерево, встречающееся в довольно большом количестве в Новой Зеландии. Его ветви распускаются зонтиком на шестьдесят футов от земли и приносят плоды конической формы, величиной в три или четыре дюйма, заостренные и покрытые чем-то вроде блестящей чешуи.

— Это, должно быть, пиния! — воскликнул Бриан.

— Не ошиблись ли вы, господин Бриан? — заметил Моко. — Приостановимся на минутку. Право, это стоит того!

Кормовым веслом он направил ялик к левому берегу. Бриан и Жак сошли на берег. Спустя несколько минут они принесли большое количество шишек, по запаху напоминающих лещинный орех. По словам Гордона, это было драгоценной находкой для маленькой колонии, так как из этих плодов добывается превосходное масло. Важно было также узнать, водилась ли в этом лесу дичь в таком изобилии, как в других лесах, лежащих на запад от Семейного озера. Ее оказалось много, потому что Бриан видел испуганных, быстро пробегавших американских страусов, вигоней и гуанако. Донифан бы настрелял здесь много птиц, но Бриан воздерживался от бесполезной траты зарядов, так как в ялике было достаточно провизии.

К одиннадцати часам дремучий лес стал редеть, появились прогалины, легкий ветерок был пропитан соленым запахом, что указывало на близость моря.

Несколько минут спустя за великолепными каменными дубами на горизонте совершенно неожиданно появилась синеющая полоска.

Течение относило ялик уже с меньшей быстротой. Прилив давал себя чувствовать в русле Восточной реки, ширина которой в этом месте равнялась сорока или пятидесяти футам.

Подъехав к скалам, Моко направил лодку к левому берегу и причалил к песчаной отмели. Все сошли на берег, но как все это было непохоже на то, что они видели к западу от острова Черман! Здесь тоже была глубокая бухта на одной высоте с бухтой Sloughi, но вместо плоского песчаного берега, окаймленного подводными скалами и ограниченного утесом, высились скалы, причем в каждой из них можно было насчитать до двадцати пещер.

Этот берег был весьма пригоден для жилья, и если бы яхта села на мель в этом месте, то ее удалось бы снять и поместить в небольшом естественном порту, в котором было много воды даже во время отлива.

Прежде всего Бриан окинул взглядом эту громадную бухту, имеющую пятнадцать миль в окружности и ограниченную двумя песчаными мысами; она вполне заслуживала название залива.

Она была в это время пустынна, вероятно, как и всегда, не было видно ни одного судна, ни земли, ни острова. Моко, привыкший распознавать очертания отдаленных высот, часто сливающихся с облаками, ничего не мог увидеть в подзорную трубу. Остров Черман, казалось, был так же отдален от земли на востоке, как и на западе. Вот почему карта француза не указывала никакой земли в этом направлении. Открытие не очень озадачило Бриана, он этого ожидал и нашел вполне подходящим назвать залив бухтой Обмана.

— Нет, — сказал он, — не по этой дороге вернемся мы на родину!

— Ах, господин Бриан, не все ли равно, по какой дороге нам придется уехать! А пока, я думаю, хорошо бы позавтракать…

— Давайте, — ответил Бриан, — и поскорее. В котором часу ялик может начать подниматься обратно по Восточной реке?

— Если мы хотим воспользоваться приливом, то надо отчалить сейчас же.

— Это невозможно, Моко! Мне хочется осмотреть горизонт при более благоприятных условиях с одной из высоких скал.

— В таком случае придется ждать следующего прилива, который наступит не раньше десяти часов вечера.

— А ты не боишься плыть ночью? — спросил Бриан.

— Нет, нисколько, — ответил Моко, — потому что будет лунная ночь. Кроме того, река течет так прямо, что достаточно одного кормового весла для управления яликом. Когда прилив прекратится, мы пойдем на веслах, а если он будет слишком сильный, то простоим до следующего дня.

— Хорошо, Моко! Мы так и сделаем. У нас еще впереди около двенадцати часов, воспользуемся ими, чтобы закончить наше исследование.

Время от завтрака до обеда употребили на осмотр берега, защищенного деревьями, росшими у самого подножия скал. Дичи здесь должно было быть не меньше, чем около грота.

Главной особенностью этого берега были исполинские гранитные глыбы, беспорядочно нагроможденные самой природой.

Там встречались глубокие пещеры, называемые в некоторых кельтских странах «каминами», в которых удобно бы было поселиться. Здесь бы нашлось помещения и для зала, и для кладовой. На расстоянии полумили Бриан насчитал до двенадцати подобных пещер.

Понятно, что у Бриана появился вопрос, почему Франсуа Бодуэн не поселился в этой части острова Черман. Что он тут был, в этом не было никакого сомнения, так как главные линии этого берега были точно обозначены на карте. Вероятно, он поселился в гроте прежде, чем исследовать западную часть берега, и, видя, что тут он более защищен от шквалов, решил не покидать грота. Объяснение весьма правдоподобное, и Бриан полагал, что на нем можно остановиться.

Около двух часов солнце перешло зенит, и это было время наиболее удобное для наблюдения моря. Жак и Моко попытались взобраться на скалу, походившую на громадного медведя; она поднималась на сто футов над маленькой бухтой, и они с трудом добрались до вершины. Оглянувшись назад к западу, они увидели, что за густым лесом тянулось Семейное озеро. К югу почва казалась изборожденной желтоватыми дюнами с сосновыми рощицами. К северу очертание бухты заканчивалось низменным мысом, за которым простиралась песчаная равнина. В общем, остров Черман действительно был плодороден только в своей центральной части благодаря различным речкам, вытекавшим из озера.

Бриан навел подзорную трубу на восток, горизонт был чист, и если бы только на расстоянии семи или восьми миль была какая-нибудь земля, то он бы ее увидел.

В этом направлении ничего не было видно! Ничего, кроме необъятного моря, ограниченного непрерывной линией неба.

В продолжение целого часа Бриан, Жак и Моко не переставали внимательно наблюдать и хотели уже спускаться к берегу, когда Моко остановил Бриана.

— Что там такое? — спросил он, указывая на северо-восток.

Бриан навел подзорную трубу на указанную точку.

Там действительно над горизонтом виднелось беловатое пятно, которое можно было принять за облако, если бы небо в эту минуту не было совершенно чисто, и только спустя долгое время Бриан смог подтвердить, что это пятно стояло на одном месте без малейшего изменения.

— Я не знаю, что это такое, — сказал он, — не гора ли? Но гора не могла бы иметь такого вида.

Спустя несколько минут солнце зашло, а за ним исчезло и беловатое пятно. Была ли то земля или просто световое отражение в воде? Жак и Моко допускали последнее предположение, а Бриан сомневался по поводу этого.

Окончив исследование, все трое вернулись к устью Восточной реки, где стоял их ялик. Жак набрал хворосту под деревьями, разложил костер, в то время как Моко приготовлял жаркое из дрофы.

Около семи часов, пообедав с аппетитом, Жак и Бриан пошли гулять по берегу в ожидании часа прилива, когда можно будет двинуться в обратный путь.

Моко поднялся по левому берегу, чтобы нарвать шишек пиний.

Он вернулся к вечеру. Последние лучи заходящего солнца еще освещали море, но прибрежные места уже были окутаны полумраком.

Бриан и Жак еще не вернулись. Так как они были недалеко, то беспокоиться было нечего. Но вдруг Моко услышал стоны и в то же самое время чей-то голос.

Он не ошибся, это был голос Бриана.

Не подвергались ли оба брата какой-нибудь опасности?

Юнга не колеблясь бросился к берегу и обошел скалы, замыкавшие маленькую бухту.

Вдруг он увидел то, что заставило его остановиться.

Жак стоял на коленях перед Брианом. Казалось, он его умолял, просил прощения! Эти-то стоны и слышал Моко.

Юнга хотел из скромности вернуться. Но было уже поздно…

Он все слышал и все понял. Он знал теперь, в чем провинился Жак и в чем он признавался брату.

Бриан кричал.

— Несчастный!.. Так это ты!.. Ты это сделал!.. Ты всему причина!

— Прости, брат, прости!..

— Вот почему ты сторонился товарищей!.. Они не должны этого знать!.. Нет!.. Ни слова… Никому!

Много бы дал Моко, чтобы ничего не знать об этой тайне, но притвориться перед Брианом, что ничего не знает, он не мог, и, оставшись с ним наедине у ялика, сказал:

— Господин Бриан, я слышал…

— Как, ты знаешь, что Жак?..

— Да, господин Бриан… его надо простить…

— А разве другие простят его?

— Может быть! — ответил Моко. — Во всяком случае, лучше им ничего не говорить, и будьте уверены, что я буду молчать.

— Ах, мой милый Моко! — пробормотал Бриан, сжимая руку юнге.

В продолжение двух часов до самого отъезда Бриан ни разу не обратился к Жаку, который сидел у подножия скалы более грустный, чем до признания в своем проступке.

Около десяти часов начался прилив. Бриан, Жак и Моко разместились в ялике, и как только они отчалили, течение их быстро понесло. Вскоре после захода солнца взошла луна и осветила реку, так что до половины первого можно было плыть, но как только начался отлив, им пришлось взяться за весла, и в течение часа они не прошли и мили.

Бриан предложил остановиться до следующего утра и дождаться нового прилива, что и было сделано. В шесть часов утра тронулись в путь, и в девять ялик снова вошел в воды Семейного озера.

Тогда Моко поднял парус и при попутном ветерке направил ялик к гроту.

В шестом часу вечера после удачного переезда, во время которого Бриан и Жак не сказали друг другу ни слова, ялик был замечен Гарнеттом, ловившим рыбу на берегу озера. Несколько минут спустя он достиг плотины, и Гордон радостно приветствовал возвратившихся товарищей.

УжасноПлохоНеплохоХорошоОтлично! (Пока оценок нет)
Понравилась сказка или повесть? Поделитесь с друзьями!
Категории сказки "Жюль Верн — Два года каникул":

Отзывы о сказке / рассказе:

Читать сказку "Жюль Верн — Два года каникул" на сайте РуСтих онлайн: лучшие народные сказки для детей и взрослых. Поучительные сказки для мальчиков и девочек для чтения в детском саду, школе или на ночь.