Аркадий Гайдар — Всадники неприступных гор

Спустились в су­хую пес­ча­ную ло­щи­ну. Бы­ло ин­те­рес­но ид­ти по из­ви­ва­юще­му­ся и за­ви­ва­юще­му­ся рус­лу вы­сох­ше­го ручья, ибо из-за от­вес­ных кру­чин об­рывов ни­че­го, кро­ме па­ля­ще­го сол­н­ца, -будь оно прок­ля­то! -не бы­ло вид­но и нель­зя бы­ло оп­ре­де­лить, ку­да вый­дешь.

— Смотри! — крик­ну­ла Ри­та, от­с­ка­ки­вая. — Смот­ри, змея! Мы ос­та­но­ви­лись. По­пе­рек до­ро­ги, из­ви­ва­ясь чер­ной лентой, пол­з­ла по­лу­то­ра­ар­шин­ная га­дю­ка. Ни­ко­лай под­нял боль­шой ка­мень и швыр­нул в нее, но про­мах­нул­ся, и змея, зас­вер­кав сталь­ной че­шу­ей­, шмыг­ну­ла впе­ред. Но Ни­ко­лай и Ри­та приш­ли в не­опи­су­емый азарт: на бе­ре­гу, под­ни­мая кам­ни, они нес­лись за ус­коль­за­ющей зме­ей до тех пор, по­ка в го­ло­ву ей не по­пал тя­же­лый бу­лыж­ник; она ос­та­но­ви­лась, за­кор­чи­лась и за­ши­пе­ла. Дол­го еще они швы­ря­ли в нее кам­ни, и, толь­ко ког­да она сов­сем пе­рес­та­ла ше­ве­лить­ся, по­дош­ли поб­ли­же.

— Я возь­му ее в ру­ки, — ска­за­ла Ри­та.

— Гадость вся­кую! -воз­му­тил­ся Ни­ко­лай.

— Ничего не га­дость. Смот­ри, мы, ка­жет­ся, всю ее раз­би­ли ог­ром­ны­ми кир­пи­чи­на­ми, а на ней ни од­ной кро­вин­ки, ни ца­ра­пи­ны! Она вся -как из ста­ли.-Ри­та пот­ро­га­ла змею трос­точ­кой­, по­том хо­те­ла при­кос­нуть­ся паль­цем, но не ре­ши­лась.

— Смотри-ка, а ведь она еще жи­ва!

— Не мо­жет быть! -воз­ра­зил Ни­ко­лай. -Я на­пос­ле­док бро­сил ей на баш­ку де­ся­ти­фун­то­вую глы­бу.

Но змея бы­ла жи­ва. Мы се­ли на ус­туп и за­ку­ри­ли. Змея по­ше­ве­ли­лась, по­том мед­лен­но, точ­но про­сы­па­ясь от глу­бо­ко­го сна, изог­ну­лась и ти­хонь­ко, как боль­ной­, ша­та­ющий­ся от сла­бос­ти, по­пол­з­ла даль­ше.

Николай и Ри­та пос­мот­ре­ли друг на дру­га, но ни од­но­го кам­ня, ни од­но­го кус­ка гли­ны вдо­гон­ку ей не бро­си­ли. Тог­да я встал и од­ним рыв­ком ос­т­ро­го охот­ничь­его но­жа от­сек га­дю­ке го­ло­ву.

Крик не­го­до­ва­ния и бе­шен­с­т­ва сор­вал­ся с уст Ри­ты.

— Как ты смел! — крик­ну­ла она мне. — Кто те­бе поз­во­лил?…

— Мы здесь бу­дем от­ды­хать на лу­жай­ке, и я не хо­чу, что­бы ря­дом с на­ми пол­за­ла змея, обоз­лен­ная тем, что ее не до­би­ли до смер­ти. И по­том… че­го это вы с Ни­ко­ла­ем не ки­пя­ти­лись, ког­да са­ми три ми­ну­ты на­зад до­би­ва­ли ее кам­ня­ми?

— Да, но она вы­жи­ла все-та­ки! Она страш­но цеп­ля­лась за жизнь, и мож­но бы­ло бы ос­та­вить, — чуть-чуть сму­щен­но зас­ту­пил­ся за Ри­ту Ни­ко­лай. — Ты зна­ешь, су­щес­т­во­вал обы­чай­, что прес­туп­ни­ку, сор­вав­ше­му­ся с пет­ли, да­ро­ва­ли жизнь.

— Глупый обы­чай­, -отве­тил я. -Или не на­до на­чи­нать, или, ес­ли уж есть за что, то пусть он сор­вет­ся де­сять раз, а на один­над­ца­тый все-та­ки дол­жен быть по­ве­шен. При чем здесь слу­чай и при чем здесь ро­ман­ти­ка?

Спали опять там же. Ночью раз­бу­дил вне­зап­ный шум. Где-то близ­ко раз­го­ва­ри­ва­ли. И мы ре­ши­ли, что это ка­кие-ни­будь без­дом­ные бро­дя­ги ищут ноч­ле­га.

— Пусть идут. И им мес­та хва­тит, -ска­зал я. -А кро­ме то­го, вход в на­шу бер­ло­гу за­ва­лен, и вряд ли они в тем­но­те по­ле­зут сю­да.

Мы уже ста­ли бы­ло зад­ре­мы­вать сно­ва, но вдруг в тем­но­те раз­ва­лин мель­к­нул свет элек­т­ри­чес­ко­го фо­на­ря.

— Это не без­дом­ные, это ми­ли­цей­ский об­ход, -шеп­нул я. -Да­вай­те мол­чать, мо­жет быть, они не за­ме­тят.

— Нет ни­ко­го, -гром­ко ска­зал кто-то. -А там не­че­го и смот­реть, там все за­ва­ле­но са­до­вы­ми ска­мей­ка­ми.

— Давай, по­ле­зай все-та­ки.

Кто- то по­лез, но пло­хо на­ва­лен­ные скамьи с гро­хо­том по­ле­те­ли вниз. Пос­лы­ша­лись гром­кие ру­га­тель­с­т­ва. По­том сно­ва вспых­нул ого­нек фо­на­ри­ка, и, прор­вав­шись в об­ра­зо­вав­ший­ся про­ход, узень­кий жел­тый луч на­щу­пал нас.

— Ага, -послышался тор­жес­т­ву­юще-зло­рад­ный го­лос. -Трое да­же и од­на ба­ба. Дем­чен­ко, сю­да!

В тем­но­те щел­к­нул по­вер­ты­ва­емый ба­ра­бан на­га­на. Я чув­с­т­во­вал, что ру­ка Ри­ты чуть-чуть дро­жит и что Коль­ка со­би­ра­ет­ся от­к­рыть бе­ше­ную сло­вес­ную ата­ку.

— Спокойней и ни сло­ва. Вы все ис­пор­ти­те. Раз­го­ва­ри­ваю толь­ко я.

— Давай, да­вай­, не ка­ни­тель­ся. Вы­хо­ди! -пос­лы­ша­лось ка­те­го­ри­чес­кое при­ка­за­ние. -А ес­ли кто бе­жать, враз пу­лю.

Нам пос­ве­ти­ли. Мы выб­ра­лись и, на­щу­пы­ва­емые све­том фо­на­ри­ка, ос­та­но­ви­лись, не ви­дя ни­ко­го.

— Вы что здесь де­ла­ли? — спро­сил стар­ший об­хо­да.

— Спали, -спокойно от­ве­тил я. -Ку­да те­перь нуж­но ид­ти?

— Что это за мес­то наш­ли для спанья? Марш в от­де­ле­ние! (В од­ном из пи­сем, от­п­рав­лен­ном А Гай­да­ром из Аш­ха­ба­да в Пермь вес­ной 1926 го­да, рас­ска­зы­ва­лось и о та­ком про­ис­шес­т­вии: «Нас при­ня­ли за шпи­онов и ве­ли под кон­во­ем в ми­ли­цию»).

Я улыб­нул­ся. Я умыш­лен­но не всту­пал в пре­ре­ка­ния, ибо знал, что че­рез двад­цать — трид­цать ми­нут нас от­пус­тят. Стар­ший об­хо­да был чуть-чуть сму­щен тем, что мы бы­ли спо­кой­ны, и да­же нас­меш­ли­во пос­мат­ри­ва­ли на не­го. Он сра­зу сба­вил тон и ска­зал уже веж­ли­вей­:

— Идите за на­ми, сей­час раз­бе­рем­ся.

Но тут слу­чи­лось то, че­го я боль­ше все­го опа­сал­ся. Один из аген­тов на­вел на ли­цо Ри­ты свет и ска­зал сво­ему то­ва­ри­щу, ус­ме­ха­ясь:

— Проститутка, да еще ка­кая… Фью! — И преж­де, чем я ус­пел что-ли­бо пред­п­ри­нять, Ни­ко­лай­, сор­вав­шись с мес­та, со все­го раз­ма­ха уда­рил по ли­цу го­во­рив­ше­го. Фо­нарь упал к но­гам и по­тух. Я бро­сил­ся к Ри­те. Ни­ко­лаю креп­ко скру­ти­ли ру­ки. Я плю­нул с до­са­ды и мол­ча поз­во­лил зак­ру­тить се­бе. Ри­те ру­ки не свя­зы­ва­ли. И под кон­во­ем че­ты­рех нас­то­ро­жен­ных че­ло­век, опус­тив­ших на­га­ны к зем­ле, мы тро­ну­лись по тем­ным ули­цам.

— Сволочи, ме­ня кто-то в дра­ке по гу­бам са­да­нул, и идет кровь,- спле­вы­вая, ска­зал Ни­ко­лай.

— Ей-богу, ма­ло те­бе, -про­бор­мо­тал я от­к­ро­вен­но.- И на кой черт это твое не­нуж­ное ры­цар­с­кое зас­туп­ни­чес­т­во? Кто те­бя про­сил о нем?

— Сумасшедший ты ка­кой­-то! -про­шеп­та­ла ему Ри­та. -Ну, что от ме­ня уба­ви­лось, ког­да они наз­ва­ли ме­ня?… Чу­дак, пра­во!

И она дос­та­ла пла­ток и ос­то­рож­но вы­тер­ла его за­пек­ши­еся гу­бы.

В от­де­ле­нии ми­ли­ции мы про­бы­ли до ут­ра. Ут­ром нас доп­ра­ши­вал стар­ший ми­ли­ци­онер. Пот­ре­бо­вал предъ­явить до­ку­мен­ты и был весь­ма оза­да­чен, ког­да про­чи­тал в мо­их, что «предъ­яви­тель се­го есть дей­ст­ви­тель­но соб­с­т­вен­ный кор­рес­пон­дент га­зе­ты «Звез­да», спе­ци­аль­ный кор­рес­пон­дент га­зе­ты «Смыч­ка» и т. д. (Ре­дак­ции ураль­с­ких га­зет: в пер­м­с­кой «Звез­де» Гай­дар тог­да ра­бо­тал, а в усоль­с­кой «Смыч­ке» иног­да сот­руд­ни­чал.)

Он по­че­сал го­ло­ву и ска­зал, не­до­уме­вая:

— Так вы, зна­чит, вро­де как раб­кор. Ска­жи­те, по­жа­луй­ста, как же это вам не стыд­но по та­ким мес­там но­че­вать?

— Видите ли, то­ва­рищ, -объяс­нил ему я, -на­ше та­кое де­ло. И но­че­ва­ли мы там по­то­му, что это нуж­но бы­ло для впе­чат­ле­ний. В гос­ти­ни­це что? В гос­ти­ни­це все од­но и то же. А тут мож­но нат­к­нуть­ся на что-ни­будь ин­те­рес­ное.

Он не­до­вер­чи­во пос­мот­рел на ме­ня, по­том по­ка­чал го­ло­вой­:

— Это, зна­чит, что­бы опи­сы­вать все, на­до по чу­жим са­дам но­че­вать? Да че­го же там ин­те­рес­но­го-то?

— Как че­го? Ма­ло ли че­го! Ну, вот, нап­ри­мер, вче­раш­ний об­ход. Ведь это же те­ма для це­ло­го рас­ска­за!

— Гм, -откашлялся он. И, нах­му­рив бро­ви, об­мак­нул пе­ро в чер­ниль­ни­цу. -И это вы всег­да та­ким об­ра­зом эту са­мую те­му ище­те?

— Всегда! -с азар­том от­ве­тил я. -Мы спим на вок­за­лах, бы­ва­ем в гряз­ных чай­ха­нах, ез­дим в трю­ме па­ро­хо­дов и ша­та­ем­ся по раз­ным глу­хим за­ко­ул­кам.

Он пос­мот­рел еще раз на ме­ня и, по-ви­ди­мо­му, убеж­ден­ный го­ряч­нос­тью мо­их до­во­дов, ска­зал с со­жа­ле­ни­ем:

— Так то ж со­бачья эта у вас служ­ба! А я ду­маю, как возь­му га­зе­ты, и от­ку­да это они все опи­сы­ва­ют? — Но тут он хит­ро со­щу­рил гла­за и, мот­нув го­ло­вою на Ни­ко­лая, си­дя­ще­го с Ри­той по­одаль, спро­сил ме­ня:

— А это он что, то­же для те­мы ми­ли­ци­оне­ра вче­ра… съез­дил?

Я объ­яс­нил тог­да, как бы­ло де­ло, при­чем, сни­зив го­лос, сов­рал, что этот че­ло­век — извес­т­ный по­эт, то есть пи­шет сти­хи, и что он уж от ро­ду та­кой — чуть тро­ну­тый. Что его аб­со­лют­но нель­зя раз­д­ра­жать, ибо тог­да он бу­дет бро­сать­ся на лю­дей до тех пор, по­ка его не уве­зут в пси­хи­ат­ри­чес­кую ле­чеб­ни­цу.

Милиционер мол­ча выс­лу­шал, по­том опять по­че­сал ру­кой за­ты­лок и ска­зал ав­то­ри­тет­но:
— Да, ко­неч­но, уж ес­ли по­эт… Это все та­кой на­род.- И он мах­нул ру­кой.-

Ото я чи­тал в га­зе­те — один по­ве­сил­ся в Мос­к­ве не­дав­но.

— Конечно, по­ве­сил­ся, -под­т­вер­дил я. -Да что там один, они дю­жи­на­ми ско­ро ве­шать­ся бу­дут, по­то­му что на­род все не­урав­но­ве­шен­ный­, раз­ве толь­ко один Ма­яков­с­кий­… Вы про Ма­яков­с­ко­го слы­ха­ли, то­ва­рищ?

— Про ка­ко­го?

— Про Ма­яков­с­ко­го, го­во­рю.

— Нет, -сказал он, по­ду­мав. -Как буд­то зна­ко­мая фа­ми­лия, а точ­но ска­зать не мо­гу.

Мне пон­ра­вил­ся этот спо­кой­ный­, флег­ма­тич­ный ми­ли­ци­онер. Нас ско­ро от­пус­ти­ли, но на Ни­ко­лая сос­та­ви­ли все-та­ки про­то­кол и взя­ли с не­го обя­за­тель­с­т­во уп­ла­тить 25 руб­лей штра­фа по при­ез­де на мес­то пос­то­ян­но­го жи­тель­с­т­ва.

Жили мы в этом го­ро­де, как пти­цы не­бес­ные. Днем до оду­ри бро­ди­ли, ва­ля­лись на сол­н­це, по кру­тым хол­мам воз­ле го­ро­да. Иног­да днем я или Ни­ко­лай ухо­ди­ли в ре­дак­цию, пи­са­ли очер­ки, фель­ето­ны, бра­ли трех­руб­ле­вые аван­сы в счет го­но­ра­ра, а го­но­рар са­мый мы ос­тав­ля­ли для по­куп­ки би­ле­тов на даль­ней­ший путь.

Ночевать мы ухит­ря­лись так: стан­ция там ма­лень­кая, не уз­ло­вая. Пос­лед­ний по­езд ухо­дит в де­сять ве­че­ра, пос­ле че­го со стан­ции вы­ме­та­ют всю пуб­ли­ку, а по­том впус­ка­ют че­ло­век двад­цать — трид­цать, тех, кто в це­лях эко­но­мии до­ехал сю­да бес­п­лац­кар­т­ным то­ва­ро-пас­са­жир­с­ким по­ез­дом, что­бы уже здесь сесть на про­хо­дя­щий даль­ше плац­кар­т­ный.

Тогда я от­п­рав­лял­ся к аген­ту, по­ка­зы­вал кор­рес­пон­ден­т­с­кое удос­то­ве­ре­ние и го­во­рил, что в го­ро­де сво­бод­ных но­ме­ров нет, а ехать нам даль­ше толь­ко зав­т­ра. Агент да­вал за­пис­ку на од­ну ночь. Аген­ты де­жу­ри­ли пос­мен­но. Их бы­ло семь че­ло­век, и семь раз, семь но­чей я по­лу­чал раз­ре­ше­ние; но на вось­мой раз я уви­дел де­жу­рив­ше­го в пер­вую ночь…

В ма­лень­ком по­лу­тем­ном вок­заль­ном по­ме­ще­нии мы и встре­ти­лись тог­да с че­ло­ве­ком, ко­то­ро­го проз­ва­ли «тре­тий год».

Дело бы­ло так. Мы ле­жа­ли на ка­мен­ном по­лу воз­ле сто­ла и со­би­ра­лись за­сы­пать, ког­да вдруг чей­-то ог­ром­ный дырявый баш­мак очу­тил­ся на кон­чи­ке ска­мей­ки над мо­ей го­ло­вой и на­до мной мель­к­ну­ло чер­ное, за­рос­шее лох­ма­той ще­ти­ной ли­цо че­ло­ве­ка, бес­це­ре­мон­но заб­рав­ше­го­ся спать на стол.

— Эй, эй, дя­дя, по­шел со сто­ла! -зак­ри­чал сон­ный крас­но­ар­ме­ец же­лез­но­до­рож­ной ох­ра­ны. -И от­ку­да ты взял­ся здесь?

Но вви­ду то­го, что че­ло­век не об­ра­щал ни­ка­ко­го вни­ма­ния на ок­рик, крас­но­ар­ме­ец по­до­шел к нам и, не имея воз­мож­нос­ти доб­рать­ся до сто­ла, снял вин­тов­ку и ле­гонь­ко по­тол­кал прик­ла­дом раз­ва­лив­ше­го­ся нез­на­ком­ца. Тот при­под­нял го­ло­ву и ска­зал не­го­ду­юще:

— Прошу не пре­ры­вать от­дых ус­тав­ше­го че­ло­ве­ка.

— Дай-ка до­ку­мен­ты!

Человек по­рыл­ся, вы­нул за­са­лен­ную бу­ма­гу и по­дал.

— Какого го­да рож­де­ния? -удив­лен­но про­тя­нул крас­но­ар­ме­ец, про­чи­тав бу­ма­гу.

— 1903-го,- от­ве­тил тот.- Там, ка­жет­ся, на­пи­са­но, то­ва­рищ.

— Третьего го­да! Ну и ну! -по­ка­чал го­ло­вой ох­ран­ник. -Да те­бе, ми­лый­, мень­ше трех де­сят­ков ни­как дать нель­зя! Ну и дя­дя! -И, воз­в­ра­щая до­ку­мен­ты, он спро­сил уже с лю­бо­пыт­с­т­вом. -Да ты хоть ка­кой гу­бер­нии бу­дешь?

— Прошу не за­да­вать мне воп­ро­сов, не от­но­ся­щих­ся к ис­пол­не­нию ва­ми пря­мых ва­ших обя­зан­нос­тей­! -гор­до от­ве­тил тот и, спо­кой­но по­вер­нув­шись, улег­ся спать.

С то­го ра­за мы встре­ча­лись здесь с ним каж­дый ве­чер. Мы поз­на­ко­ми­лись.

— Некопаров, -отрекомендовался он нам. -Артист во­об­ще, но в дан­ную ми­ну­ту вслед­с­т­вие люд­с­кой ма­ло­по­рядоч­нос­ти при­нуж­ден был си­лою об­с­то­ятельств пос­ту­пить на през­рен­ную служ­бу в ка­чес­т­ве сче­то­во­да при же­лез­но­до­рож­ном уп­рав­ле­нии.

Он был в рва­ных ог­ром­ных бо­тин­ках, в зат­ре­пан­ных до­нель­зя брю­ках, пре­да­тель­с­ки рас­пол­за­ющих­ся на ко­лен­ках, в ста­рой­, за­мас­лен­ной пи­жа­ме, а на его ог­ром­ной вскло­чен­ной го­ло­ве ли­хо си­де­ла чуть дер­жав­ша­яся на за­тыл­ке па­на­ма.

Костюм его был за­ме­ча­те­лен еще тем, что не имел ни од­ной пу­го­ви­цы да­же там, где им боль­ше все­го быть по­ла­га­ет­ся, и все у не­го дер­жа­лось на це­лой сис­те­ме об­рывков бе­чев­ки и мо­ча­лы и на бу­лав­ках. Го­во­рил он гус­тым мо­дулирующим го­ло­сом, ав­то­ри­тет­но, спо­кой­но и чуть-чуть ви­ти­ева­то.

В шесть ча­сов ут­ра яв­ля­лись но­силь­щи­ки с мет­ла­ми, кри­ча­ли, бес­це­ре­мон­но дер­га­ли за но­ги осо­бен­но креп­ко ра­зос­пав­ших­ся. В клу­бах под­ня­той с по­ла пы­ли раз­да­вал­ся тог­да ка­шель и зев­ки вып­ро­ва­жи­ва­емых на ули­цу лю­дей.

Мы выш­ли на крыль­цо вок­за­ла. Ид­ти бы­ло ра­но — ни од­на хар­чев­ня еще не бы­ла от­к­ры­та. Сол­н­це еще толь­ко-толь­ко на­чи­на­ло под­ни­мать­ся над зе­ле­ны­ми шап­ка­ми то­по­лей­, и бы­ло прох­лад­но.

— Холодно, -вздрагивая, про­го­во­рил наш но­вый зна­ко­мый. -Кос­тюм у ме­ня с де­фек­та­ми и пло­хо гре­ет. Иг­ра судь­бы. Был в ре­во­лю­цию уп­род­ко­мис­са­ром, по­том пос­ле нэ­па — аген­том по наб­лю­де­нию за сбо­ром оре­хов воз­ле Афон­с­ко­го мо­нас­ты­ря, был на­ко­нец пос­лед­нее вре­мя ар­тис­том, и сей­час ар­тист в ду­ше. И пред­с­тавь­те, иг­рал Нес­частлив­це­ва в труп­пе Са­ро­ко­мы­ше­ва! Сколь­ко го­ро­дов объ­ез­ди­ли, и всю­ду успех! По­па­ли в Ба­ку. Но это­го про­хо­дим­ца Са­ро­ко­мы­ше­ва по­са­ди­ли за что-то, и труп­па рас­па­лась. Встре­тил­ся я тог­да с од­ним по­ря­доч­ным че­ло­ве­ком. Раз­го­во­ри­лись. Так, я го­во­рю ему, и так. «Ба­тень­ка! -го­во­рит он мне.- Да вы ведь и есть тот са­мый че­ло­век, ко­то­ро­го я, мо­жет, три го­да ищу. По­едем­те в Таш­кент! Там у ме­ня труп­па поч­ти го­то­вая. Ждут не дож­дут­ся. Ви­ди­те, те­лег­рам­му за те­лег­рам­мой шлют!» По­ка­зал две. Там, дей­ст­ви­тель­но, ко­рот­ко и яс­но: «При­ез­жай. Ждать боль­ше нель­зя». Ну, на­ту­раль­но, ку­пи­ли мы с ним би­ле­ты, пе­ре­еха­ли Кас­пий­, до­еха­ли до­сю­да, он и го­во­рит: «На­до ос­та­нов­ку дня на три сде­лать. Тут ак­т­ри­са од­на жи­вет, мы с со­бой ее прих­ва­тим». Ну, ос­та­но­ви­лись. Жи­вем день в гос­ти­ни­це, жи­вем дру­гой. Что же ты, го­во­рю я ему, ме­ня с ак­т­ри­сой ни­как не поз­на­ко­мишь? «Нель­зя, -отве­ча­ет он мне, -по­тер­пи нем­но­го. Она жен­щи­на гор­дая и не лю­бит, чтоб к ней без де­ла шля­лись». А я про се­бя ду­маю: врешь ты, что гор­дая, а ве­ро­ят­но, ты с ней шаш­ни-маш­ни за­вел и по­то­му, при мо­ей вид­ной на­руж­нос­ти, поз­на­ко­мить ме­ня с ней бо­ишь­ся. И толь­ко это про­сы­па­юсь я на тре­тий день и смот­рю: бог ты мой! А где же мои брю­ки, а так­же и все про­чие при­над­леж­нос­ти ту­але­та?