Аркадий Гайдар — Всадники неприступных гор

Часть вторая

Сколько вре­ме­ни швы­ря­ли и ло­ма­ли ме­ня греб­ни Араг­вы, ска­зать труд­но. Пом­ню толь­ко: зах­лес­ты­ва­ло гор­ло, уда­ря­ло в спи­ну кон­цом ка­ко­го-то об­лом­ка де­ре­ва…

Помню, что у по­во­ро­та швыр­ну­ло к бе­ре­гу на ка­мень и тот­час же по­та­щи­ло на­зад. Ин­с­тин­к­тив­но ух­ва­тив­шись за ос­т­рый выс­туп, я нап­ряг ос­тат­ки сил и дер­жал­ся до тех пор, по­ка то­ро­пя­ща­яся Араг­ва не раз­жа­ла паль­цев и, злоб­но плю­нув мне в ли­цо хо­лод­ной пе­ной­, не ум­ча­лась даль­ше.

Выбрался на бе­рег, хо­тел сесть, но, ис­пу­гав­шись, как бы на­ле­тев­ший с раз­бе­га пар­ти­зан­с­кий от­ряд волн не смыл ме­ня сно­ва, сде­лал еще нес­коль­ко ша­гов и упал.

Так прош­ла ночь. Ут­ром под­нял­ся раз­би­тый­, из­му­чен­ный­, го­ло­ва бы­ла тя­же­ла, а в вис­ки сту­ча­ли мо­ло­точ­ки мер­но и ров­но: тук-тук, тук-тук.

Я вздрог­нул. Я не люб­лю и бо­юсь это­го сту­ка — это сту­чит тем­но­та. Час­то пос­ле та­ко­го пос­ту­ки­ва­ния в го­ло­ву вры­ва­лись су­мер­ки, и тог­да пред­ме­ты те­ря­ли свои очер­та­ния, а крас­ки и от­тен­ки сли­ва­лись в од­но, и но­га сту­па­ла на­угад.

Тогда док­тор I Мос­ков­с­кой пси­хи­ат­ри­чес­кой Мо­исей Аб­ра­мо­вич уко­риз­нен­но по­ка­чи­вал го­ло­вой над кой­кой рас­п­ре­де­ли­тель­ной па­ла­ты и го­во­рил лас­ко­во:

— Ай-ай, ба­тень­ка, опять к нам. Ну, ни­че­го. Два-три дня, и все поп­ра­вит­ся.

Потом, ког­да вы­пи­сы­ва­ли, жал мне ру­ку и пре­дуп­реж­дал:

— Ну, по­жа­луй­ста… об­раз жиз­ни са­мый ре­гу­ляр­ный. Трав­ма, ис­те­роп­си­хо… и т. д. По­жа­луй­ста, что­бы боль­ше не по­па­дать (В пись­мах двад­ца­тых го­дов А. Гай­дар не раз упо­ми­на­ет об этой боль­ни­це и вра­че Мо­исее Аб­ра­мо­ви­че, у ко­то­ро­го ле­чил­ся от трав­ма­ти­чес­ко­го нев­ро­за-ре­зуль­та­та кон­ту­зии в го­ды граж­дан­с­кой вой­ны. Имен­но из-за это­го ди­аг­но­за пи­са­тель и был уво­лен из ко­ман­д­но­го сос­та­ва Крас­ной Ар­мии. В двад­цать лет он стал за­пас­ным ко­ман­ди­ром пол­ка, тог­да как его свер­с­т­ни­ки лишь год спус­тя под­ле­жа­ли при­зы­ву на во­ин­с­кую служ­бу).

И на ру­ки вы­да­ва­лась справ­ка о том, что «во столь­ко-то ча­сов был дос­тав­лен в ле­чеб­ни­цу в су­ме­реч­ном сос­то­янии».

И поч­ти всег­да пе­ред этим за­га­доч­ным сос­то­яни­ем мо­ло­точ­ки в вис­ки: тук-тук…

«Рита! — вспомнил я и улыб­нул­ся. -Ско­рей­! Где она? Ко­неч­но, ожи­да­ет ме­ня в том се­ле­нии, ко­то­рое бы­ло впе­ре­ди по на­шей до­ро­ге».

Сразу взя­лись от­ку­да-то си­лы, пе­рес­та­ло сжи­мать вис­ки, и я за­ша­гал впе­ред.

Шел весь день. Ус­та­вая, са­дил­ся пе­ре­дох­нуть, прик­ла­ды­вал к го­ло­ве вы­мо­чен­ный в хо­лод­ной клю­че­вой во­де пла­ток… Вста­вал и шел опять.

Поздним ве­че­ром доб­рал­ся до по­сел­ка. За­шел в один дом и спро­сил: не ви­да­ли ли тут двух рус­ских про­хо­жих? Го­во­рят: нет…

Зашел в дру­гой. Тут мне объ­яс­ни­ли, что не толь­ко ви­да­ли, а мо­гут да­же по­ка­зать, где они сей­час ос­та­но­ви­лись. Маль­чиш­ка-гру­зин выз­вал­ся про­во­дить.

«Рита вот сей­час об­ра­ду­ет­ся! Они, ве­ро­ят­но, из­му­чи­лись за ме­ня. Ду­ма­ют бог зна­ет что».

Мы ос­та­но­ви­лись. Я от­во­рил ка­лит­ку, во­шел во двор до­ми­ка. Ста­рик хо­зя­ин поз­до­ро­вал­ся и по­вел ме­ня в дом.

— А где на­ши? — крик­нул я, не ви­дя ни­ко­го.

— Кто? Де­вуш­ка с че­ло­ве­ком? Они уш­ли еще ут­ром.

— Ушли! — и я мол­ча сел на ска­мей­ку.

— Они уш­ли и ос­та­ви­ли пись­мо.

— Мне?

— Да, дол­ж­но быть. Де­вуш­ка ска­за­ла: «Если пос­ле нас тут прой­дет че­ло­век, рус­ский­, бе­ло­ку­рые во­ло­сы, одет так же, как этот, то пе­ре­дай­те ему, по­жа­луй­ста, это пись­мо».

Я рас­пе­ча­тал. Пись­мо — пол­ное не­на­вис­ти и през­ре­ния.

«Ты эго­ист. Ты черств и сух, как ник­то, и ду­ма­ешь толь­ко о се­бе. Вмес­то то­го, что­бы ос­тать­ся с на­ми, ты при пер­вых же выс­т­ре­лах пред­по­чел бро­сить нас, что­бы са­мо­му, не свя­зан­но­му ни­чем, пря­тать­ся и скры­вать­ся. В се­год­няш­нюю ночь я раз­га­да­ла те­бя. Ни­ко­лай ра­нен в ру­ку, но все-та­ки не ос­та­вил ме­ня. Твоя до­ро­га от­ня­ла у ме­ня мно­го здо­ровья и нер­вов. Стран­с­т­вуй луч­ше один. Счас­т­ли­во­го пу­ти.

Рита».

Внизу при­пис­ка Ни­ко­лая.

«Я ни­как не ожи­дал от те­бя это­го. Это не­чес­т­но!»

— Нечестно, -пересохшими гу­ба­ми про­шеп­тал я.- А это чес­т­но — умыш­лен­но под­та­со­вы­вать все? Да­же ес­ли бы Рита, ко­то­рая зна­ет ме­ня мень­ше, мог­ла до­пус­тить, раз­ве ты… не дол­жен был до­ка­зать, что это ложь, что это­го не мо­жет быть? Это чес­т­но?

Молоточки зас­ту­ча­ли с уд­во­ен­ной си­лой. Хо­зя­ин то­роп­ли­во на­лил в гли­ня­ную чаш­ку во­ды и по­дал мне. Я про­тя­нул ру­ку, ту са­мую, ко­то­рой ду­шил ночью бан­ди­та,- ру­ка бы­ла блед­на и дро­жа­ла.

— Смотри, кровь! -испу­ган­но ска­зал маль­чик от­цу.

Я си­дел мол­ча. Зу­бы на­чи­на­ли вы­би­вать дробь. Ста­но­ви­лось хо­лод­но.

Белым лос­ку­том мне пе­ре­вя­за­ли ра­не­ное бед­ро.

Тук- тук-тук.

«Травма,- мелькнула у ме­ня мыс­ль. -Опять Мо­исей Аб­ра­мо­вич».

Я дол­го смот­рел на хо­зя­ина, по­том ска­зал ему:

— Это прой­дет. Поз­во­ни­те по те­ле­фо­ну 1-43-62 и пе­ре­дай­те, что я опять бо­лен.

Дальше об­рыв­ки.

Помню: про­хо­дил день, нас­ту­па­ла ночь, по­том как буд­то на­обо­рот.

Помню, у из­го­ловья по­дол­гу си­дел ста­рик, ус­по­ка­ивал ме­ня и рас­ска­зы­вал. Рас­ска­зы­вал он что-то стран­ное: о ка­кой­-то гор­ной­, ди­кой стра­не, зам­к­ну­той и неп­рис­туп­ной.

— Откуда это?

— Это? Это из стра­ны ры­ца­рей.

— Разве и сей­час есть ры­ца­ри?

— Да, и сей­час.

— А где?

— Там,-он мот­нул го­ло­вой по нап­рав­ле­нию к ущелью. -На­до ид­ти мно­го-мно­го дней в го­ры. Но с этой сто­ро­ны ту­да ник­то не хо­дит. Ник­то да­же нас­то­ящих троп от­сю­да не зна­ет. Кро­ме то­го, эти лю­ди не лю­бят, ког­да к ним при­хо­дят чу­жие.

— Кто они?

— Они… хев­су­ры.

Доставали ка­кие-то бу­ма­ги у ме­ня из кар­ма­нов. Пи­са­ли ку­да-то пись­ма.

Однажды под ве­чер я прос­нул­ся. То есть я и не спал вов­се, но впе­чат­ле­ние бы­ло та­кое, буд­то прос­нул­ся.

«Рита! — вспомнил я с ужа­сом. -Ри­та! Что ты де­ла­ешь?»

В до­ме бы­ло пус­то. По­ры­вис­то встал, схва­тил ка­кой­-то ме­шок, су­нул в не­го нес­коль­ко чу­ре­ков. Снял со сте­ны свой охот­ни­чий нож.

«Надо то­ро­пить­ся! -по­ду­мал я. — На­до ско­рей спе­шить, ско­рей объ­яс­нить все!»

Я выс­ко­чил из до­ма и не­за­мет­но вы­шел из се­ле­ния. В су­мер­ках быс­т­ро за­ша­гал по до­ро­ге. Про­шел с вер­с­ту и вдруг опом­нил­ся.

«А ку­да я, соб­с­т­вен­но, иду? К Ри­те? Объ­яс­нять? А за­чем? Сто­ит ли? Да и поз­д­но уже, по­жа­луй­, объ­яс­нять. Не сто­ит. Но ку­да же тог­да? Ес­ли ид­ти впе­ред не­ку­да, то об­рат­но нель­зя. Но не сто­ять же пос­ре­ди до­ро­ги!»

Я ог­ля­нул­ся.

В су­ме­реч­ной тор­жес­т­вен­ной ти­ши­не под за­об­лач­ной вы­ши­ной тор­чал хищ­ный ко­готь снеж­ной пти­цы — вер­ши­на да­ле­кой мрач­ной го­ры. Вни­зу -чер­ное ущелье, вни­зу ле­са.

«Там — та гор­ная стра­на, -по­ду­мал я. -Впро­чем, все рав­но!»

Не раз­ду­мы­вая, не рас­суж­дая, я свер­нул с до­ро­ги и быс­т­ро за­ша­гал в от­к­ры­тую пасть за­га­доч­но­го ущелья.

Мне труд­но сей­час ска­зать, сколь­ко дней — че­ты­ре или шесть — я шел впе­ред.

Кажется, ла­зал, как лу­на­тик, по го­ло­вок­ру­жи­тель­ным кар­ни­зам, на­ты­кал­ся на пе­ре­ре­за­ющие путь ска­лы, воз­в­ра­щал­ся об­рат­но, за­ги­бал впра­во, за­вер­ты­вал вле­во, кру­жил и, на­ко­нец, по­те­рял вся­кое пред­с­тав­ле­ние о том, ку­да иду и от­ку­да на­чал путь.

Кажется, но­чи бы­ли прох­лад­ные. Но­ча­ми свис­те­ли раз­бой­ные вет­ры, ре­ве­ли по­то­ки, и вы­ли по но­чам не то вол­ки, не то со­вы, да шу­ме­ли лис­тья ди­ко­го зве­ри­но­го ле­са.

Скоро нас­ту­пил го­лод. Я ла­зал по де­ревь­ям. Дос­та­вал яй­ца ка­ких-то чер­но-си­них птиц. Пой­мал од­наж­ды в но­ре зверь­ка, по­хо­же­го на сус­ли­ка, за­жа­рил и съел.

И чем даль­ше за­би­рал­ся я, тем глу­ше, мол­ча­ли­вей и враж­деб­ней смы­ка­лось коль­цо гор, тем бес­по­щад­нее да­ви­ли го­ло­ву ка­мен­ные гро­ма­ды урод­ли­вых скал. Не бы­ло ни ма­лей­ше­го приз­на­ка че­ло­ве­чес­ко­го жилья, ди­кой ка­за-ла­сь са­ма мысль, что здесь мо­жет жить че­ло­век.

Только один раз бы­ла встре­ча. В тре­вож­ном шо­ро­хе дро­жа­ще­го кус­тар­ни­ка я стол­к­нул­ся ли­цом к ли­цу со ста­рым об­лез­лым мед­ве­дем. Он под­нял­ся из ло­го­ва, прис­таль­но пос­мот­рел на ме­ня, по­мо­тал го­ло­вой и, ле­ни­во по­вер­нув­шись, спо­кой­но по­шел прочь.

Эти дни го­ло­ва у ме­ня бы­ла го­ря­ча, ибо в ней, как в гли­ня­ном со­су­де, в ко­то­ром бро­дит ви­ног­рад­ное ви­но, бро­дит ли без тол­ку, би­лись о сте­ны че­реп­ной ко­роб­ки не­ок­реп­шие еще и нес­ло­жив­ши­еся мыс­ли. По­том все пе­реб­ро­ди­ло, улег­лось, страш­ная ус­та­лость на­ча­ла ско­вы­вать те­ло. И од­наж­ды, взоб­рав­шись на по­рос­ший мхом ка­ме­нис­тый холм, я ус­нул тя­же­лым, креп­ким сном. Тем са­мым сном, ко­то­рым за­кан­чи­ва­ет­ся при­па­док, сном, во вре­мя ко­то­ро­го про­хо­дят су­мер­ки и нас­та­ет се­рый­, но нас­то­ящий день.

Проснулся я от уко­ла в спи­ну. По­вер­нул­ся, от­к­рыл гла­за:

— Что это? На­яву или опять гал­лю­ци­на­ция?

Прямо на­до мною, воз­ле двух ко­ней­, сто­яли два спе­шив­ших­ся всад­ни­ка -два сред­не­ве­ко­вых ры­ца­ря. Один из них, с тон­ким яс­т­ре­би­ным ли­цом, пе­ре­се­чен­ным шра­ма­ми, тро­гал ме­ня кон­чи­ком ос­т­ро­го копья.

Лица обо­их нез­на­ком­цев вы­ра­жа­ли изум­ле­ние и лю­бо­пыт­с­т­во.

Я хо­тел под­нять­ся, но ос­т­рие копья не поз­во­ли­ло мне. Че­ло­век ска­зал что-то сво­ему то­ва­ри­щу, по­том под­нял на­до мной это уз­кое ме­тал­ли­чес­кое ос­т­рие.

Меня по­ра­зи­ло вы­ра­же­ние ли­ца это­го че­ло­ве­ка. С та­ким вы­ра­же­ни­ем маль­чиш­ка сто­ит в ле­су над при­кор­нув­шей яще­ри­цей и ду­ма­ет: раз­бить ей го­ло­ву кам­нем или не сто­ит? Соб­с­т­вен­но, не к че­му раз­би­вать, а мож­но все-та­ки и раз­бить!…

Но дру­гой от­ве­тил ему что-то и по­ка­чал го­ло­вой.

— Камарджоба! Ам­ха­на­ко! — по-гру­зин­с­ки ска­зал я из-под копья.

Очевидно, пер­вый по­нял, по­то­му что чуть ус­мех­нул­ся и, опус­тив копье, по­ка­зал мне жес­том, что­бы я встал.

Я под­нял­ся, но тот­час же упал сно­ва, сва­лен­ный уда­ром древ­ка копья. И пер­вый нас­то­ро­жен­но крик­нул что-то, ука­зы­вая на мой охот­ни­чий нож.

Я снял нож с по­яса и про­тя­нул им.

Тут слу­чи­лось неч­то не­ожи­дан­ное. При ви­де хо­ро­ше­го клин­ка, оп­рав­лен­но­го в во­ро­не­ные нож­ны, оба рва­ну­лись к не­му.

Пер­вый ус­пел вых­ва­тить у ме­ня дож рань­ше. Но дру­гой с гор­тан­ным кри­ком схва­тил­ся за ру­ко­ят­ку сво­ей кри­вой­, тя­же­лой шаш­ки. Пер­вый от­с­ко­чил и пов­то­рил его дви­же­ние. Я ду­мал, что вот-вот они схва­тят­ся и нач­нут ру­бить друг дру­га.

Но пер­вый ска­зал что-то, вто­рой сог­ла­сил­ся: они опус­ти­ли ру­ки, взя­ли копья и ста­ли ря­дом. Пер­вый раз­мах­нул­ся и изо всей си­лы бро­сил копье; оно со свис­том про­ле­те­ло ми­мо ме­ня и оца­ра­па­ло ко­ру тол­с­то­го де­ре­ва. Вто­рой зас­ме­ял­ся и то­же мет­нул копье; оно, глу­хо стук­нув­шись, вош­ло в ствол то­го же де­ре­ва и ос­та­лось тор­чать там. Тог­да пер­вый нах­му­рил­ся и мол­ча про­тя­нул вто­ро­му мой нож, по­том по­до­шел ко мне, при­ка­зы­вая зна­ка­ми сесть вер­хом на его ло­шадь. Я сел. Он взял ве­рев­ку и под брю­хом ло­ша­ди свя­зал мне но­ги. По­том оба вско­чи­ли в сед­ла и, уда­рив на­гай­кой ко­ней­, по­нес­лись впе­ред.

Лошади их бы­ли как змеи. Дру­гая дав­но раз­би­лась бы са­ма или раз­би­ла всад­ни­ка о ство­лы де­ре­ва. А эти уве­рен­но и спо­кой­но из­ви­ва­лись меж де­ревь­ев и мча­лись пос­ре­ди ча­щи быс­т­рой рысью.

Невольная дрожь про­бе­жа­ла по те­лу, ког­да мы узень­ким по­лу­то­ра­ар­шин­ным кар­ни­зом по­еха­ли над чер­ной­, без­дон­ной про­пас­тью. А ког­да за де­сят­ком по­во­ро­тов ко­ни ос­та­но­ви­лись пря­мо пе­ред ба­шен­ка­ми, об­не­сен­ны­ми ка­мен­ной сте­ной­, пе­ред не­боль­шим, но нас­то­ящим зам­ком, бы­ла уже ночь.

Заскрипели от­во­ря­ющи­еся во­ро­та. Мы въеха­ли во двор. Всад­ни­ки сос­ко­чи­ли. Нас ок­ру­жи­ло нес­коль­ко че­ло­век. Кто-то раз­вя­зал мне но­ги и вза­мен это­го скру­тил ру­ки. Кто-то взял за пле­чи и по­вел по уз­ко­му, сы­ро­му, зап­лес­не­ве­ло­му ко­ри­до­ру. Еще раз скрип­ну­ла дверь, и ме­ня тол­к­ну­ли вниз. Про­ле­тев нес­коль­ко сту­пе­нек, я сел на пол. Дверь зах­лоп­ну­лась.

Я ог­ля­нул­ся: под­вал — че­ты­ре ша­га на че­ты­ре. В ма­лень­кое, узень­кое от­вер­с­тие ок­на вид­ны ло­ша­ди­ные но­ги да кра­ешек мед­ной блес­тя­щей лу­ны.

Прошло не ме­нее че­сов че­ты­рех-пя­ти. Свер­ху до­но­си­лись ве­се­лые кри­ки, шум, мо­но­тон­ная му­зы­ка. Иног­да то­пот, точ­но там пля­са­ли. Я про­дол­жал ле­жать на по­лу. Креп­ко пе­ре­вя­зан­ные ру­ки за­тек­ли; про­бо­вал бы­ло зу­ба­ми ослабить рем­ни — ни­че­го не выш­ло. Ста­ло еще, по­жа­луй­, ху­же, по­то­му что на­мок­шие от слю­ны ре­меш­ки на­бух­ли и еще креп­че стис­ну­ли кис­ти рук.

Наконец раз­дал­ся гул­кий шум ша­гов, зас­к­ри­пе­ла дверь: за мной приш­ли. Я встал и в соп­ро­вож­де­нии кон­во­ира, во­ору­жен­но­го толь­ко кин­жа­лом, за­жа­тым в пра­вой ру­ке, по­шел ту­да, ку­да он под­тал­ки­вал ме­ня.