Джеймс Фенимор Купер — Сатанстое

ГЛАВА XVI

Он содрогнулся всем телом в смертельном страхе. Он слышал только шум бури среди ночи.

Лорд Вилльям

Гурт хотел добраться до мелких островов, лежащих близ Альбани, и искать на них спасения в случае, если опасность на льду возрастет еще более.

Между тем треск льда раздавался все чаще и чаще то впереди, то сзади нас. Гурт гнал вперед лошадей, зная, что в этом месте реки берега с обеих сторон неприступны.

Берега Гудзона вообще очень крутые и обрывистые, и до самого города Альбани нет долин — река течет среди гор и холмов и потому чрезвычайно живописна. Ниже города вид реки совершенно изменяется. Здесь уже чувствуется влияние морских приливов и отливов; здесь она становится судоходной. Главнейшим притоком является Мохок, протекающий между плодородными равнинами, окаймленными с севера и юга крутыми холмами. По весне, когда тают снега, равнины эти заливает водой, и наводнения влекут за собой множество несчастий.

Предыдущая зима была чрезвычайно снежная, и теперь воды со всех сторон неудержимыми потоками неслись к морю, сокрушая и разрушая все на своем пути и заливая все низменные места.

В то время как Гурт гнал вперед своих коней, Гудзон с обеих сторон города совершенно вскрылся и теперь нес громадные льдины и целые горы льдин к морю, и от всей этой огромной ледяной равнины, по которой мы ехали еще утром, уже ничего не осталось.

Звон бубенцов саней Германа Мордаунта все еще слышен был где-то за нами, но чем дальше мы продвигались вперед, тем чаще и громче трещал лед со всех сторон. Обе девушки сознавали, конечно, грозящую нам опасность, но не жаловались и не малодушничали. Наконец, совершенно выбившись из сил, вороные заметно убавили ход, и Гурт понял, что всякая надежда добраться до города благополучно безвозвратно погибла. Тогда он сам стал сдерживать лошадей, как вдруг страшный треск раздался прямо перед нами, и лед стал вздыматься горой под нашими санями или, вернее, под ногами наших коней до высоты десяти футов, образуя подобие двухскатной крыши. Возвращаться назад было поздно. Громко гикнув на своих вороных, Гурт вытянул их со всего маха кнутом, и благородные животные, точно поняв, чего от них требуют, собрали все свои силы, взлетели на верх крыши и, перелетев через трещину в три фута шириной, вынесли сани на ровный лед.

Все это было делом одной секунды. Девушки насилу усидели в санях; я сам держался с трудом; только Гурт стоял как вкопанный, не дрогнув и не пошатнувшись. Когда же мы перенеслись через трещину, он сразу натянул поводья и остановил лошадей. Позади нас все еще слышались бубенцы вторых саней, но из-за ледяной горы мы не могли их больше видеть. Осколки льдин, громоздясь одна на другую, в одну минуту образовали преграду футов в пятнадцать высотой, через которую невозможно было перебраться даже и пешком. Но голос Германа Мордаунта до нас долетел:

— Держите к берегу, Гурт! Ради Бога, держите к берегу!

Затем, судя по звуку бубенцов, задние сани стали удаляться по направлению к западному берегу. Мы все четверо прислушивались к этим бубенцам с чувством скрытой тревоги, а кругом нас трещал и ломался лед, и когда бубенцы совершенно замерли вдали, нам показалось, что мы отрезаны от всего живого мира.

Но нельзя было терять времени, следовало немедленно принять какое-нибудь решение: или постараться добраться до западного берега, или же до одного из ближайших островков, лежащих как раз в противоположном направлении. Гурт предпочел последнее и, пустив своих коней шагом, повернул в сторону островка. Чтобы успокоить Аннеке, он заявил, что весьма счастлив, что мистер Мордаунт остался по ту сторону ледяной преграды, так как теперь ему легче будет добраться до берега, чем нам.

Подъехав к острову, Гурт передал мне вожжи, а сам пешком пошел посмотреть, есть ли возможность сойти на берег; прошло четверть часа, показавшихся нам целой вечностью. Кругом трещал лед и разбивались, налетая друг на друга, громадные глыбы. Мы не могли поручиться ни за одну секунду безопасности; при этом я невольно удивлялся невозмутимому спокойствию, холодной рассудительности и присутствию духа Гурта. Вернувшись, он заявил, что все обстоит благополучно и что беспокоиться пока не о чем, затем отозвал меня в сторону и сказал:

— Корни, я был безумцем, когда мечтал спасти мисс Мэри из какой-нибудь страшной опасности. Вот она теперь налицо, и я боюсь, что она ужаснее всякого льва и тигра, но мы с вами не должны терять голову: необходимо во что бы то ни стало спасти этих девушек или погибнуть вместе с ними. Лед идет на всем протяжении; мы с вами, пожалуй, добрались бы до берега, перескакивая с льдины на льдину, но льдины эти поминутно разбиваются — ни за одну нельзя поручиться. Как быть с девушками?! Я сильно опасаюсь за судьбу Германа Мордаунта, Корни, и боюсь, что он и его спутники погибли!

— Боже мой! Неужели это возможно? Нет, нет, я не хочу думать об этом! — воскликнул я, невольно протестуя против этой ужасной мысли.

— Дай Бог! А теперь, когда вы понимаете всю опасность, Корни, поспешим переправить наших спутниц на остров. Одной минуты достаточно, чтобы сообщение с ним прервалось, и тогда нам нет спасения! — сказал Гурт.

Но пока мы говорили, между островом и нами выросла целая стена льдин; лошади никаким образом не могли взобраться на эти почти отвесные ледяные торосы. Пришлось попросить барышень выйти из саней и перевести их пешком через ледяной барьер на остров. Хотя мороза почти не было, но все же топкая, вязкая, болотистая почва размытого водой острова несколько затвердела, что значительно облегчило нам нашу задачу. Оставив двух подруг под деревом, мы вернулись назад на льдину за санями, решив перетащить их на остров на себе. Гурт стал выпрягать лошадей; мало того, он снял с них даже уздечки, затем звонко щелкнул по воздуху кнутом раз, другой и третий, и вороные, почуяв свободу, помчались как вихрь по направлению к городу.

— Было бы жестоко, — проговорил Гурт, глядя им вслед, — не дать беднягам возможности спасти свою жизнь. Для нас они теперь бесполезны; в упряжи они были обречены потонуть; теперь же, руководствуясь природным инстинктом, эти умные животные, быть может, выберутся на берег; они умеют плавать. Сани мы перетащим на остров, а если представится возможность, то и на берег; они легки.

Сани перетащить оказалось не так трудно, как я думал. Мы подтащили их к дереву, под которым нас ожидали барышни, усадили их, укутали мехами, так как ночь все-таки была свежая, и девушки совершенно успокоились, полагая, что всякая опасность теперь миновала, так как они чувствовали у себя под ногами твердую почву. Но бедняжки жестоко ошибались. Все острова в этой части Гудзона чрезвычайно низменны, и весной их ежегодно совершенно затопляет водой, которая смывает деревья и размывает берега. Чтобы предотвратить это размывание, каждый остров густо засажен деревьями, назначение которых — преграждать дорогу плавучим льдинам и задерживать хоть немного воду, но и это мало помогает.

Усадив барышень в сани. Гурт предложил мне отправиться на разведку — осмотреть состояние реки и постараться найти средство добраться до Альбани. В несколько минут мы дошли до конца острова, и Гурт указал мне на огромные массы льдин, скопившихся здесь.

— В них теперь наша главная опасность, — сказал он, — и эта рощица нас не спасет! Такого страшного наводнения, как нынче, я не помню! Видите эту ледяную преграду? Она образовалась оттого, что наш остров и другие преградили путь льдинам; они, скопившись и нагромождаясь друг на друга, образовали ледяную плотину. Но поток силен, он каждую минуту может прорвать эту плотину своим страшным напором, и тогда вода в одно мгновение смоет все, что есть на острове. Понимаете теперь? Оставаться здесь нельзя. Каждую минуту мы можем погибнуть! Вы, Корни, вернитесь к нашим бедным дамам, а я попытаюсь как-нибудь перебраться по льдинам через пролив, отделяющий нас от соседнего острова, — сказал Гурт, — и посмотрю, что там происходит.

— Мне не хотелось бы опускать вас одного; те опасности, которые вдвоем нетрудно преодолеть, нередко становятся роковыми, когда человек один!

— Ну, если хотите, пойдемте вместе и посмотрим, что отделяет тот остров от восточного берега реки, вода или лед. Если там лед, то вы как можно скорее вернетесь к барышням, чтобы перевести их на тот остров, а я тем временем постараюсь отыскать удобное место для переправы. Признаюсь, Корни, мне не нравится вид этой ледяной запруды, и я положительно опасаюсь за участь наших дорогих спутниц!

Мы собрались разойтись, как вдруг раздался страшный треск, более ужасный, чем все слышанные нами до сего момента. Как обезумевшие, кинулись мы к тому месту, где огромная ледяная глыба сломила, как щепку, большую старую иву, росшую у берега, и теперь медленно, но неудержимо надвигалась на остров, давя и сокрушая все на своем пути.

— Надо бежать с этого острова, бежать, не теряя ни минуты! — крикнул Гурт, и мы побежали что было сил к тому месту, где оставили сани. Каков же был мой ужас, когда саней не оказалось на месте, и вся эта низменная часть острова была уже покрыта льдинами. Я готов был кинуться по ним в реку, чтобы догнать какой-то уносимый льдинами предмет, который я в первый момент принял за сани, когда крик отчаяния заставил нас обоих обернуться совсем в другую сторону. Мэри Уаллас вышла из-за дерева и, протягивая к Гурту руки, молила его не оставлять ее.

— А Аннеке! Где Аннеке? — крикнул я, не помня себя.

— Она не захотела выйти из саней. Я ее молила, просила, говорила, что вы непременно вернетесь, но она не послушала!

Не слушая дальше, я кинулся вперед, перескакивая с одной льдины на другую, и вскоре увидел перед собой сани, которые медленно уносило вниз по реке. Но льдины шли здесь такой сплошной массой, что я, как по мосту, добежал до саней. Аннеке, спрятавшись в мехах, на коленях молила Бога о своем спасении в каком-то экстазе. Когда она очнулась и увидела меня возле себя, то прежде всего спросила о Мэри Уаллас и успокоилась, услышав, что Гурт возле нее и что он не отойдет от нее ни на минуту. Я указал ей на их силуэты в тот момент, когда они вместе перебирались через пролив, отделявший этот остров от соседнего островка.

— Последуем за ними, — сказал я, — переправа еще возможна, и с того острова мы достигнем берега!

— Идите, Корни, спасайтесь сами! Вы — единственный сын, единственная надежда ваших родителей!

— Аннеке! Возлюбленная моя! Что вы говорите? Неужели вы думаете, что я отойду от вас, уйду без вас? Ведь вы тоже единственный ребенок у вашего отца! Разве вы забыли о нем?

— Нет, нет! Бежим, Корни, помогите мне выбраться из саней. Я пойду за вами хоть на край света, лишь бы только не причинить горя моему бедному отцу!

С этого момента она ни на минуту не падала духом. Не знаю, как описать то, что было дальше. Я почти не сознавал, что со мной. Единственная моя мысль была — спасти эту девушку. Я совершенно забыл о себе. Мы бежали, перескакивая по льдинам, через тот пролив, через который несколько минут назад переправились Гурт и Мэри, и очутились наконец на восточном берегу соседнего острова, рассчитывая таким же путем добраться с него до берега; но, увы, нас от него отделяла вода, несшаяся поверх льда, и на мой зов никто не отвечал. Вдруг я ясно расслышал звук бубенцов — ближе и ближе, наконец в пятидесяти шагах от нас промчались сани. Кони неслись как стрела, очевидно, обезумев от страха. Я узнал эти сани и лошадей. Это были сани Германа Мордаунта. В них не было никого. Лошади кидались из стороны в сторону; сани, проносясь мимо нас, зацепились за льдину, опрокинулись, затем снова перевернулись и понеслись дальше.

— Неужели есть еще, кроме нас, и другие несчастные в эту ночь на реке?! — воскликнула Аннеке.

Я ничего не ответил, но едва замерли вдали бубенцы, как до меня явственно донесся звук человеческого голоса. Мне показалось, как будто кто-то издалека звал меня по имени. Аннеке это послышалось тоже. Голос этот слышался как будто с противоположного, западного берега реки, южнее от нас, но в следующий же момент все эти звуки заглушил страшный шум и треск немного повыше острова.

Обхватив за талию свою спутницу, я быстро зашагал в ту сторону, откуда доносился голос; стараясь достичь западного берега, я заметил ледяную глыбу, которую гнало по гладкой ледяной поверхности реки впереди целого ряда льдин менее значительной величины. Эти мелкие льдины подвигались и как будто срастались с глыбой, увеличивающейся в размерах у нас на глазах с такой быстротой, что она грозила образовать затор, попав в более узкое место пролива, где бы она задержалась. Мне думалось, что если бы нам удалось взобраться на эту глыбу настолько высоко, чтобы вода не могла добраться до нас и затопить, как затопляла она острова, то мы могли бы найти на ней довольно надежное временное убежище. Почти неся Аннеке на руках, я устремился к этой глыбе с тем большей поспешностью, что до нас доносился страшный шум от ледяной преграды, защищавшей остров со стороны течения; с минуты на минуту она должна была уступить напору воды.

Добравшись до ледяной глыбы, мы взобрались на первые ее уступы не без труда, но вскоре крутизна стала столь опасна, что мне приходилось взбираться первому, а затем втягивать за руки Аннеке. Пока у меня хватало сил, я продолжал подниматься все выше и выше; наконец мы вынуждены были присесть и перевести дух, чтобы собраться с новыми силами. В это время до моего слуха снова донесся какой-то странный шум. Я привстал, нагнулся вперед и увидел, что река прорвала ледяную плотину, и теперь вода неслась на нас бешеным потоком с неудержимой силой и быстротой.