Глава десятая — Самый лучший день
Он услышал, что отец заводит пикап. Ехать было некуда, его сократили, но он всё-таки наведывался каждый день посмотреть, нет ли какой работы. Иногда он болтался с утра до вечера около бюро по найму, а если повезёт, его даже брали разгрузить мебель или убрать где-нибудь мусор.
Сейчас Джесс не спал и мог бы встать. Он мог бы подоить Мисс Бесси и хоть с этим разделаться. Фуфайку и комбинезон он натянул прямо на бельё.
— Ты куда?
— Спи, Мэй Белл.
— Не могу, дождь шумит.
— Ну, тогда вставай.
— Чего ты сердишься?
— Да заткнись ты! Орёшь, всех перебудила.
Тут Джойс Энн возопила бы, но сестра скорчила ей рожу.
— Да ладно, — сказал Джесс. — Я иду доить Мисс Бесси. Может, посмотрим потом картинки, только тихо.
Мэй Белл была такая же тощая, как Бренда — жирная. Она стояла посреди комнаты в одном белье — бледная гусиная кожа, заспанные глаза, серовато-русые волосы, словно беличье гнездо на зимней ветке. «Таких уродок поискать!» — подумал он, глядя на неё с искренней нежностью.
Она швырнула в него свои джинсы.
— А я маме скажу!
Он швырнул их обратно.
— Чего скажешь-то?
— Как ты на меня глазеешь, когда я раздетая.
О, Господи! Значит, вон ей что кажется…
— Да уж, — сказал он, пробираясь к двери так, чтобы она ничем в него не бросила. — Что поделаешь, красотка! Никак не удержаться…
Проходя через кухню, он слышал её хихиканье.
В сарае стоял знакомый запах Мисс Бесси. Он ласково почмокал, потом поставил скамеечку к боку, ведро — под пятнистое вымя. По крыше бил дождь, по ведру, в другом ритме — струйки молока. Ох, только бы дождь кончился! Он прижался лбом к тёплому боку и подумал, боятся ли коровы всерьёз, по-настоящему. Да, Мисс Бесси убегает от Принца, но это не то. Щенок может укусить, а когда прямой опасности нет, корова спокойна, довольна, жуёт себе — и спасибо. Она не смотрит с тоской на старый дом Перкинсов, не встаёт на цыпочки, сгорая от тревоги.
Он потёрся лбом о её бок и тихо вздохнул. Если летом в речке будет вода, он попросит Лесли, чтобы она поучила его плавать. Как же это плавают? — подумал он. Вот схвачу старый страх за шкирку и вытрясу из него душу. Может, научусь плавать с аквалангом. Он вздрогнул. Да, он родился не очень смелым, но умрёт храбрецом. Хорошо бы пойти в медицинский колледж и пересадить себе храбрость. Нет, доктор, сердце у меня хорошее, мне храбрость нужна. Надо будет рассказать Лесли, она любит такую чепуху. А вообще-то — он нарушил ритм молочных струек, отводя волосы со лба, — пересадить мне надо мозги. Лесли я знаю. Она не рассердится и не высмеет, если я скажу, что не буду летать через речку. Возьму и скажу: «Лесли, мне сегодня не хочется». Вот просто так. Куда уж легче! «А почему?» — «А потому»…
— Я тебя три раза кричала!
Мэй Белл удалось воссоздать самый мерзкий тон Элли.
— Зачем?
— Тебя какая-то тётка к телефону.
Пришлось одеться.
Ему никогда никто не звонил. Нет, Лесли один раз звонила, и Бренда долго изгалялась, что ему звонят барышни. Тогда, от греха подальше, они решили, что ей, то есть Лесли, проще к нему забежать, если что.
— Вроде бы мисс Эдмундс.
Это она и была.
— Джесс? — потёк её голос по проводу. — Плохая погода, верно?
— Да, мэм, — только и ответил он, боясь, чтобы она не заметила дрожи в голосе.
— Я думала съездить в Вашингтон — может, зайти в музей и в галерею. Ты не составишь мне компанию?
Его окатил холодный пот.
— Джесс!
Он облизал губы и смахнул со лба волосы.
— Ты меня слышишь?
— Да, мэм.
Он набрал воздуху, чтобы говорить хоть как-то.
— Хочешь со мной поехать?
Ой, Господи!
— Да, ммм…
— Ты должен спросить разрешения?
— Да… да-м… м… — ему удалось запутаться в проводе. — Сейчас, минутку.
Он выпутался, тихо поставил телефон и пошёл на цыпочках к родителям. Из-за белой простыни казалось, что у матери горб. Он тронул её за плечо как мог осторожней и прошептал: «Мам!» Ему бы хотелось спросить её, но не будить. Если она толком подумает, она, скорей всего, не пустит.
Она дёрнулась, но не совсем проснулась.
— Учительница хочет взять меня в Вашингтон, — сказал он. — В Национальный музей.
— Вашингтон, — пробормотала она.
— Ага. Это для школы, — он погладил её по плечу. — Я не очень поздно вернусь. Можно?
Она что-то проурчала.
— Ты не волнуйся. Я Бесси подоил.
Снова поурчав, она натянула простыню на ухо и перевернулась на живот. Джесс тихо пошёл к телефону.
— Хорошо, мисс Эдмундс. Я поеду.
— Прекрасно. Подхвачу тебя минут через двадцать. Как до вас добираются?
Завидев её машину, он кинулся из кухни под дождь и встретил её на полпути. Мать сможет узнать всё подробней у Мэй Белл, когда он давно уедет. К счастью, Мэй Белл уткнулась в телек. Он не хотел, чтобы она кого-нибудь будила, пока он дома, и даже в машине боялся обернуться — а вдруг мать бежит за ним?
Они уже проехали Миллсбург, когда ему пришло в голову, что можно было спросить, не взять ли ещё и Лесли. Однако, подумав об этом, он не смог подавить приятное, хоть и тайное чувство — они одни в уютной машине. Мисс Эдмундс ехала быстро, глядя вперёд, держа баранку обеими руками. Шины шуршали, ветровые стёкла дребезжали в радостном ритме. В машине было тепло и пахло духами. Джесс зажал между коленями руки, прочно пристегнувшись ремнём.
— Ну и дождь! — сказала мисс Эдмундс. — Я чуть с ума не сошла.
— Да… м… м… — в восторге выговорил он.
— И ты тоже, да? — она ему быстро улыбнулась.
У него голова кружилась, всё ж они сидели рядом, но он кивнул.
— Ты был в Национальной галерее?
— Нет, м’м.
Он вообще не бывал в Вашингтоне, но надеялся, что она не спросит. Она опять улыбнулась.
— И ни в каких музеях не был?
— Нет, м’м.
— Прекрасно, — сказала она. — Значит, не зря я живу.
Он не понял, но не огорчился. Ей с ним хорошо — и ладно.
Даже сквозь дождь он различал то, что видел в книгах — Арлингтон на высоком холме, мост, двойной разворот, так что он смог посмотреть, как Линкольн глядит на город, Белый дом, памятник Вашингтону, а там — и Капитолий. Лесли всё это видела тысячи раз. Она даже училась вместе с девочкой, у которой отец в Конгрессе. Надо будет сказать мисс Эдмундс, что Лесли хорошо знакома с конгрессменом. Лесли ей всегда нравилась.
Музей был вроде сосновой рощи — высокие своды, прохлада воды, повсюду зелень. Двое детишек вырвались от матерей и носились, громко вопя. Джесс с трудом удержался от того, чтобы не схватить их и не сказать, как надо вести себя в святилище.
Потом пошли картины, зал за залом. Его опьяняли цвета, и формы, и размеры, не говоря уж о голосе и запахе мисс Эдмундс, которая всё время шла рядом, то и дело склоняясь к его лицу, чтобы что-то спросить или объяснить. Чёрные волосы падали ей на плечи. Мужчины смотрели на неё, а не на картины и, наверное, ему завидовали.
Перекусили они в кафе. Когда она предложила поесть, он испугался, у него ведь не было денег, и он не знал, как ей сказать, но всё обошлось. Раньше чем он хоть что-то придумал, она произнесла:
— И никаких споров. Я приглашаю, я и плачу. Свободная женщина!
Он не сумел выкрутиться и съел на целых три доллара, обещая себе, что завтра обсудит с Лесли, что надо было делать.
Потом они пошли в Смитсоновский музей посмотреть динозавров и индейцев. Там был большой макет — индейцы в бизоньих шкурах гонят бизонов на утёс, за которым другие индейцы поджидают бедных зверей, чтобы убить и ободрать. Примерно то же самое рисовал он сам, но в трёх измерениях получалось уж очень страшно. Однако, содрогнувшись, он ощутил какое-то родство с этим ужасом.
— Замечательно, да? — спросила мисс Эдмундс, задевая волосами его щёку.
Он потрогал щёку, проурчал «Да, м’м», подумал про себя: «Нет, мне это не нравится», но оторвался с трудом.
Когда они вышли, сияло и сверкало солнце. Джесс даже поморгал.
— Какое чудо! — воскликнула мисс Эдмундс. — Солнце! А я ж думала, оно навсегда ушло в пещеру, как в японском мифе.
Ему снова полегчало. Весь путь домой, в сиянии солнца, мисс Эдмундс очень смешно рассказывала, что она целый год ходила в школу в Японии. Мальчики там были мельче её, и она не знала, как пользоваться японским туалетом.
Он совсем пришёл в себя. На завтра есть столько рассказов и вопросов для Лесли! Неважно, сердится ли мать, как-нибудь справится. Дело того стоит. Самый лучший день его жизни стоит чего угодно.
Незадолго до Перкинсова дома он сказал:
— Не сворачивайте, мисс Эдмундс, я выйду на шоссе. А то грязи много.
— Хорошо, — согласилась она. — Спасибо тебе за прекрасный день.
Заходящее солнце плясало на ветровом стекле, мешая смотреть. Он обернулся к мисс Эдмундс и взглянул ей прямо в лицо.
— Не за что, мэм, — голос у него был чужой, писклявый. Он откашлялся. — Это вам спасибо. Я… — ему хотелось поблагодарить её как следует, но слова не шли. Уж точно придут потом, в постели или в замке! — Я… — он открыл дверцу и вышел. — До свиданья. До пятницы.
Она улыбнулась и кивнула.
— Пока.
Он смотрел вслед машине, пока та не скрылась, потом со всех ног кинулся к дому, такой счастливый, что не удивился бы, если бы полетел, как во сне, и опустился на крышу.
Уже у самой кухни он заметил непорядок. Отцовский пикап стоял у дверей, но он прошёл мимо и всполошился только тогда, когда увидел, что все собрались вместе, родители и младшие девочки — за кухонным столом, Элли с Брендой — на кушетке. Они не ели, на столе не было еды. Они не смотрели телевизор, он был выключен. Джесс постоял немного, глядя на них.
Вдруг мать запричитала: «Господи, Господи!», уткнувшись головой в руки. Отец неуклюже обнял её, но не отвёл глаз от сына.
— Говорила я, он куда-то пошёл! — упрямо и спокойно сказала Мэй Белл, словно и впрямь повторяла это много раз, а ей никто не верил.
Он скосил взгляд, словно хотел заглянуть в тёмную трубу. Он даже не знал, о чём спросить их.
— А что такое… — начал он.
И тут раздался капризный голос Бренды:
— Твоя девица умерла. Мама думала, ты тоже умер.
Отзывы о сказке / рассказе: