Рассказ об Икриме и Хузейме: Сказка

Дошло до меня, о счастливый царь, что был в дни повелителя правоверных Сулеймана ибн Абд-аль-Мелика [563] один человек по имени Хузейма ибн Бишр из племени Бену-Асад. Он отличался явным благородством и имел обильные блага и был милостив и благодетелен к друзьям, и он пребывал в таком положении, пока не обессилило его время и не стал он нуждаться в своих друзьях, которым он оказывал милости и помогал деньгами. И они помогали ему некоторое время, а потом это им наскучило. И когда Хузейме стала ясна их перемена к нему, он пошел к своей жене (а она была дочерью его дяди) и сказал ей: «О дочь моего дяди, я вижу в моих братьях перемену, и я решил не покидать дома, пока не придет ко мне смерть». И он заперся за дверями и питался тем, что у него было, пока запасы его не кончились, И тогда Хузейма впал в недоумение.

А его знал Икрима-аль-файяд ар-Риби, правитель альДжезиры. И когда он однажды сидел в своей приемной зале, вдруг вспомнили Хузейму ибн Вишра, и Икрима-альфайяд спросил: «В каком он положении?» — «Од дошел до положения неописуемого, — ответили ему, — запер ворота и не покидает дома». И сказал Икрима-аль-файяд: «Это случилось с ним только из-за его великой Щедрости! И как не находит Хузейма ибн Бишр помощника и приносящего поддержку!» — «Он не нашел ничего такого», — сказали присутствующие. И когда наступила ночь, Икрима пошел и взял четыре тысячи динаре«и положил их в один кошелка потом он велел оседлать своего коня и вышел тайком от родных и доехал с одним из своих слуг, который вез деньги. И он ехал, пока не остановился у ворот Хузеймы, а потом он взял у своего слуги мешок и, приказав ему удалиться, подошел к воротам и сам толкнул их.

И Хузейма вышел, и Икрима подал ему мешок и сказал: «Исправь этим свое положение». И Хузейма взял мешок и увидал, что он тяжелый, и, выпустив его из рук, схватился за узду коня и спросил Икриму: «Кто ты, да будет моя душа за тебя выкупом?» — «Эй, ты, — сказал Икрима, — я не потому приехал к тебе в подобное время, что хочу, чтобы ты узнал меня». «Я не отпущу тебя, пока ты не дашь мне себя узнать», — сказал Хузейма. И Икрима сказал: «Я — Джабир-Асарат-аль-Кирам» [564]. — «Прибавь еще!» сказал Хузейма, и Икрима ответил: «Нет!» И уехал.

А Хузейма вошел к дочери своего дяди и сказал ей: «Радуйся, принес Аллах близкую помощь и благо. Если это дирхемы, то их много. Встань зажги светильник». — «Нет пути к светильнику», — сказала его жена. И Хуэейма провел ночь, гладя мешок рукой, и чувствовал твердость динаров и не верил, что это динары.

Что же касается Икримы, то он вернулся домой и увидел, что его жена хватилась его и спрашивала о нем. И когда ей сказали, что он уехал, она заподозрила его и усомнилась в нем. «Правитель аль-Джезиры выезжает, когда прошла часть ночи, один, без слуг и тайно от родных только к другой жене или к наложнице» — я сказала она Икриме. И тот ответил: «Знает Аллах, что я ни к кому не выезжал». — «Расскажи мне, зачем ты уезжал», сказала жена Икримы. И он молвил: «Я выехал в такое время лишь для того, чтобы никто обо мне не знал». — «Неизбежно, чтобы ты мне рассказал!» воскликнула жена Икримы, и тот спросил: «Сохранишь ли ты тайну, если я расскажу тебе?» — «Да», — ответила его жена. И Икрима рассказал ей в точности всю историю и то, что с ним было, и спросил: «Хочешь ли ты, чтобы я еще тебе поклялся?» — «Нет, нет, — сказала его жена, — мое сердце успокоилось и доверилось тому, что ты говоришь».

Что же касается Хузеймы, то он утром помирился с заимодавцами и исправил свое положение, а затем он стал собираться, желая направиться к Сулейману ибн Абд-альМелику (а тот находился в те дни в Палестине). И когда Хузейма остановился у дверей халифа и попросил позволения войти у его царедворцев, один из них вошел к Сулейману и рассказал, где находится Хузейма, — а он был знаменит своим благородством, и Сулейман знал об этом. И он позволил Хузейме войти, и тот, войдя, приветствовал его, как приветствуют халифов, и Сулейман ибн Абд-аль-Мелик сказал ему: «О Хузейма, что задержало тебя вдали от нас?» — «Плохое положение», — ответил Хузейма. «Что же помешало тебе отправиться к нам?» — спросил халиф. «Слабость, о повелитель правоверных», — ответил Хузейма. «А на что же ты поднялся теперь?» — спросил Сулейман. И Хузейма ответил: «Знай, о повелитель правоверных, что я был у себя дома, когда уже прошла часть ночи, и вдруг постучал в ворота какой-то человек, и было у меня с ним такое-то и такое-то дело».

И он рассказал халифу всю историю, с начала и до конца, и Сулейман спросил: «А ты знаешь этого человека?» — «»Я не знаю его, о повелитель правоверных, — ответил Хузейма, — и это потому, что он был переодет, и я услышал от него только слова: «Я Джабир-Асарат-аль-Кирам». И Сулейман ибн Абд-аль-Мелик запылал и загорелся желанием узнать этого человека и сказал: «Если бы мы его знали, мы бы вознаградили его за его благородство!»

И потом он привязал Хузейме ибн Бишру знамя [565] и назначил его наместником аль-Джезиры вместо Икримыаль-Файяда. И Хузейма выехал, направляясь в аль-Джезиру. И когда он приблизился к ней, Икрима вышел его встречать, и жители аль-Джезиры тоже вышли ему навстречу, и правители приветствовали друг друга и ехали вместе, пока не вступили в город.

И Хузейма остановился в Доме Эмирата и велел взять с Икримы обеспечение и потребовал у него отчета. И с Икримой свели счета, и оказалось, что за ним большие деньги, и Хузейма потребовал, чтобы Икрима их отдал. И Икрима сказал: «Нет мне ни к чему пути». — «Отдать деньги неизбежно», — сказал Хузейма. Но Икрима отвечал: «У меня их нет, делай то, что сделаешь». И Хузейма приказал отвести его в тюрьму…«

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Шестьсот восемьдесят четвертая ночь

Когда же настала шестьсот восемьдесят четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Хузейма велел заточить Икриму-аль-Файяда и послал к нему, требуя с него то, что за ним осталось, Икрима послал ответить ему: «Я не из тех, кто охраняет деньги ценой своей чести: делай что хочешь».

И Хузейма велел заковать ему ноги в железо и посадить его в тюрьму. И он оставался там месяц или больше, так что это его изнурило, и заточение повредило ему. И весть о нем дошла до дочери его дяди, и она до крайности огорчилась и, позвав к себе одну из своих вольноотпущенниц, обладавшую обильным разумом и знаньями, сказала ей: «Пойди сейчас же к воротам эмира Хузеймы ибн Бишра и скажи ему: «У меня есть совет». И если ктонибудь спросит тебя о нем, скажи: «Я скажу его только эмиру». И когда ты войдешь к нему, попроси у него уединения. А оставшись с ним наедине, скажи ему: «Что это за дело ты сделал? Ты вознаградил Джабира-Асарат-альКирама, только воздав ему жестоким заточением и стеснением в оковах».

И женщина сделала то, что ей было приказано, и когда Хузейма услышал ее слова, он воскликнул во весь голос: «Горе мне! Это действительно он?» — «Да», — ответила женщина. Хузейма велел тотчас же привести своего коня, и когда его оседлали, призвал всех вельмож города и, собрав их у себя, подъехал к воротам тюрьмы. И их отперли, и Хузейма, и те, кто был с ним, вошли в тюрьму и увидели, что Икрима сидит, и вид его изменился, и он изнурен побоями и болью. И когда Икрима увидел Хузейму, ему стало стыдно, и он опустил голову, а Хузейма подошел и припал к его голове, целуя ее, и тогда Икрима поднял голову и спросил: «Что вызвало у тебя это?» И Хузейма ответил: «Благородство твоих поступков и мое дурное возмещение». — «Аллах да простит нам и тебе», — сказал Икрима. Хузейма приказал тюремщику снять оковы с Икримы и наложить их ему самому на ноги. «Что это ты хочешь?» — спросил Икрима, и Хузейма сказал: «Я хочу, чтобы мне досталось то же, что досталось тебе». — «Заклинаю тебя Аллахом, воскликнул Икрима, — не делай этого!» И затем они вышли вместе и дошли до дома Хузеймы, и Икрима простился с ним я хотел уходить, но Хузейма удержал его от этого. «Чего ты хочешь?» — спросил Икрима. «Я хочу изменить твой вид: стыд мой перед твоей женой сильнее моего стыда перед тобою», — сказал Хузейма. И он велел освободить баню, и когда ее освободили, Хузейма с Икримой вошли туда вместе, Хузейма сам стал прислуживать Икриме. И затем они вышли, и Хузейма наградил Икриму роскошной одеждой и посадил его на коня и велел нагрузить на него большие деньги«И он поехал вместе с ним к его дому и попросил позволения извиниться перед его женой и извинился перед нею, а потом он попросил Икриму отправиться с ним к Сулейману ибн Абд-аль-Мелику, который находился в те дни в ар-Рамле [566]. И Икрима согласился на это, и они поехали вместе и прибыли к Сулейману ибн Абд-аль-Мелику, и царедворец вошел к нему и осведомил его о прибытии Хузеймы ибн Бишра. И это испугало халифа, и он воскликнул: «Разве правитель альДжезиры может явиться без нашего приказания! Такое только из-за великого случая». И он позволил Хузейме войти, и когда тот вошел, халиф сказал ему, прежде чем его приветствовать: «Что позади тебя, о Хузейма?» — «Благо, повелитель правоверных», — отвечал Хузейма. «Что же привело тебя?» — спросил халиф. И Хузейма ответил: «Я овладел Джабиром-Асарат-аль-Кирам, и мне захотелось порадовать тебя им, так как я видел, что ты горишь желанием его узнать и стремишься его увидеть». «Кто же это?» — спросил халиф, и Хузейма ответил: «Икрима-аль-Файяд». И Сулейман позволил ему приблизиться, и Икрима подошел к нему и приветствовал его как халифа. И Сулейман сказал ему: «Добро пожаловать!» И приблизил его к своему трону и сказал: «О Икрима, твое благодеяние ему было для тебя лишь бедою. Напиши на бумажке о всех твоих заботах и о том, в чем ты нуждаешься», — сказал потом Сулейман. И когда Икрима сделал это, халиф велел исполнить все тотчас же и приказал дать ему десять тысяч динаров, сверх тех нужд, о которых он написал, и двадцать сундуков одежды вдобавок к тому, что было им написано. А потом он велел подать копье и, привязав для Икримы знамя, назначил его наместником аль-Джезиры, Армении и Азербайджана. «Дело Хуэеймы перешло к тебе, — сказал халиф Икриме, — если хочешь, ты оставишь его, а если хочешь — отстранишь». «Нет, я верну его на место, о повелитель правоверных», — сказал Икрима. И затем Икрима с Хузеймой ушли от халифа вместе, и они были наместниками Сулеймана ибн Абд-аль-Мелика во все время его халифата.

Рассказ об Юнусе и незнакомце

Рассказывают также, что был во времена халифата Хишама ибн Абд-аль-Мелика человек по имени Юнус-писец, и был он хорошо известен. И он выехал в путешествие в Сирию, и была с ним невольница, до крайности прекрасная и красивая, и на ней было все, в чем она нуждалась, а цена за нее составляла сто тысяч дирхемов. И когда Юнус приблизился к Дамаску, караван сделал привал около пруда с водой, и Юнус спешился поблизости от него и, поев бывшей с ним пищи, вынул бурдючок с финиковым вином. И вдруг приблизился к нему юноша, прекрасный лицом и полный достоинства, который ехал на рыжем коне, и с ним было два евнуха. И он приветствовал Юнуса и спросил его: «Примешь ли ты гостя?» И когда Юнус отвечал: «Да», — юноша спешился подле него и сказал; «Напой нас твоим питьем!» И Юнус напоил гостя, и тот сказал: «Если бы ты захотел спеть нам песню!» И Юнус запел, говоря такой стих:

«Она собрала красот так много, как не собрал

Никто, и, любя ее, мне сладко не спать в ночи«.

И гость пришел в великий восторг, и Юнус несколько раз поил его, пока он не склонился от опьянения. И тогда юноша сказал: «Скажи твоей невольнице, чтобы она спела».

И невольница запела, говоря такой стих:

«Вот гурия, и смутила сердце краса ее

Не ветвь она гибкая, не солнце и не лупа«.

И гость пришел в великий восторг, и Юнус несколько раз поил его, и юноша оставался подле него, пока они не совершили вечерней молитвы, а затем он спросил: «Что привело тебя к этому городу?» — «То, чем я заплачу мой долг и исправлю мое положение», — ответил Юнус. «Продашь ли ты мне эту невольницу за тридцать тысяч дирхемов?» — спросил гость. И Юнус ответил: «Как нуждаюсь я в милости Аллаха и в прибавке от него!» [567] «Удовлетворят ли тебя сорок тысяч?» — спросил гость. «Это покроет мой долг, но я останусь с пустыми руками», — ответил Юнус. И гость сказал: «Мы берем ее за пятьдесят тысяч дирхемов, и тебе будет, сверх того, одежда и деньги на путевые расходы, и я стану делить с тобою мои обстоятельства, пока ты останешься здесь». — «Я продал тебе девушку», — сказал Юнус. И его гость спросил: «Поверишь ли ты мне, что я доставлю тебе деньги за нее завтра, и тогда я увезу ее с собой, или же она будет у тебя, пока я не доставлю тебе завтра этих денег?»

И побудили Юнуса хмель и стыд, вместе со страхом перед юношей, сказать ему: «Да, я тебе доверяю, бери ее, да благословит тебя Аллах». И юноша сказал одному из своих слуг: «Посади ее на твоего коня, сядь сзади нее и поезжай с нею».

И затем он сел на своего коня, простился с Юнусом и уехал, и через некоторое время после того, как юноша скрылся, продавец стал думать про себя и понял, что он ошибся, продав невольницу. «Что это я сделал? сказал он себе. — Зачем отдал, свою невольницу человеку, который мне не знаком, и я не знаю, кто он. Но допустим, что я бы и знал его — как мне до него добраться?»

И он сидел в задумчивости, пока не совершил утренней молитвы, и его товарищи вошли в Дамаск, а од остался сидеть в сомнении, не зная, что делать. И он сидел, пока не опалило его солнце и не стало ему неприятно оставаться на месте, и он решил войти в Дамаск, но потом сказал себе: «Если я войду, то может случиться так, что посланный придет и не найдет меня, и окажется, что я навлек на себя вторую беду».

И он сел под тенью стены, и когда день повернул на закат, вдруг подъехал к нему один из евнухов, который был с юношей. И при виде его Юнуса охватила великая радость, и он сказал про себя: «Я не помню, чтобы я радовался больше, чем радуюсь теперь, при виде этого евнуха».

И евнух подошел к нему и сказал: «О господин, мы заставили тебя ждать». Юнус ничего не сказал ему от волнения, которое его охватило. «Знаешь ли ты того человека, который взял невольницу?» — спросил затем евнух. «Нет», — ответил Юнус, и евнух сказал: «Это альВалид ибн Сахль [568], наследник престола».

«И тут я промолчал, — рассказывал Юнус, — и евнух сказал мне: «Поднимайся, садись на коня». А с ним был конь, и он посадил на него Юнуса, и они ехали, пока не приехали к одному дому. И они вошли туда, и когда та невольница увидела Юнуса, она подскочила к нему и приветствовала его, и Юнус спросил: «Каково было твое дело с тем, кто тебя купил?» — «Он поселил меня в этой комнате и приказал дать мне все, что нужно», — сказала девушка. Юнус посидел с нею немного, и вдруг пришел евнух хозяина дома и сказал ему: «Поднимайся!» И Юнус поднялся, и евнух ввел его к своему господину, и оказалось, что это его вчерашний гость.

«И я увидел, что он сидит на своем ложе, — рассказывал потом Юнус, и он спросил меня: «Кто ты?» — «Юнус-писец», — ответил  я. «Добро пожаловать!» — воскликнул юноша. «Клянусь Аллахом, мне очень хотелось тебя видеть! Я слышал рассказы о тебе. Ну, как ты спал эту ночь?» — «Хорошо, да возвысит тебя Аллах великий!» — ответил Юнус, и аль-Валид сказал: «Может быть, ты жалел о том, что было вчера, и говорил в душе: „Я отдал мою невольницу незнакомому человеку, и я не знаю, как его имя и из какой он страны“. — „Храни Аллах, о эмир“ чтобы я пожалел о невольнице! — воскликнул Юнус. — Если бы я ее и подарил эмиру, она была бы самым малым из того, что должно ему дарить…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Шестьсот восемьдесят пятая ночь

Когда же настала шестьсот восемьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Юнус-писец сказал альВалиду ибн Сахлю: «Храни Аллах, чтобы я пожалел о невольнице, и если бы я подарил я ее эмиру, она была бы самым малым из того, что должно ему дарить. Эта девушка не подходит к его сану». -»Клянусь Аллахом, — отвечал аль-Валид, — я раскаивался, что взял ее у тебя, и говорил: «Это чужеземец, который меня не знает, я на него налетел и ошеломил его своей поспешностью, забирая девушку. Помнишь ли ты, что было между нами условлено?»

«И я сказал: «Да», говорил потом Юнус, — и альВалид спросил меня: «Продашь ли ты мне эту невольницу за пятьдесят тысяч динаров?» — «Да», ответил Юнус. И аль-Валид крикнул: «Эй, слуга, подай деньги! И когда слуга положил их перед ним, ибн Сахль сказал: „Эй“ слуга, подай тысячу пятьсот динаров!» И слуга принес деньги, и аль-Валид молвил: «Вот плата за твою невольницу, а эта тысяча динаров — за твое хорошее мнение о нас, и пятьсот динаров тебе на путевые расходы и на подарки родным. Ты доволен?» — «Доволен», — отвечал  я. И я поцеловал ему руки и сказал: «Клянусь Аллахом, ты наполнил мне глаз, руку и сердце». — «Клянусь Аллахом, — сказал потом аль-Валид, — я не уединялся с девушкой и не насытился ее пением. Ко мне ее!»

И невольница пришла, и аль-Валид приказал ей сесть, и когда девушка села, он сказал ей: «Пой!»

И она произнесла такие стихи:

«О ты, кто взял все полностью красоты,

О сладостный чертами и жеманством!

Вся красота в арабах и у турок,

Но нет средь них тебе, газель, подобных.

Будь милостив к влюбленному, красавец,

И обещай, что навестит хоть призрак.

Позор и унижение с тобою

Дозволены, глазам не спать приятно.

Не первый я в тебя влюблен безумно,

Сколь многих до меня мужей убил ты.

Хочу тебя иметь и в жизни долей,

Дороже ты мне духа и всех денег«.

И аль-Валид пришел в великий восторг и поблагодарил меня за то, что я хорошо образовал и обучил — девушку, и потом он сказал: «Эй, слуга, приведи коня с седлом и со сбруей, чтобы он на нем ехал, и мула, чтобы нести его пожитки. О Юнус, — молвил он потом, — когда ты узнаешь, что это дело перешло ко мне, приходи, и, клянусь Аллахом, я наполню благами твои руки, вознесу твой сан и обогащу тебя на всю жизнь».

И я взял деньги и уехал, — рассказывал Юнус, — и когда халифат перешел к аль-Валиду, я отправился к нему, и, клянусь Аллахом, он исполнил то, что обещал, и оказал мне еще большее уважение, и я пребывал у него в наирадостнейшем положении, занимая самое высокое место, и расширились мои обстоятельства, и умножились мои деньги, и оказалось у меня столько поместий и денег, что мне их хватит до смерти, и хватит после меня моим наследникам. И я был у аль-Валида, пока его не убили, — да будет над ним милость Аллаха великого!«