7
( Первый список. Без костра.
Комариная ночь.)
Тем временем в лесу, на дегтярном заводе, Минька, Стасик и Хомутов тоже устали, да так, что решили сегодня не пировать. Уже садилось солнышко. Вернее, оно закатилось за сосны. Начали кусаться первые противные комары.
Минька объявил перерыв. Он огляделся вокруг, чтобы посмотреть, что сделано.
— Стасик, где у тебя тетрадка?
— В мешке.
— А ручка?
Стасик достал тетрадку, авторучку и стал ждать.
— Записывай,— сказал Минька,— мы с Хомутовым будем тебе диктовать. Пришли. Число какое?
Все забыли, какое число, ни один не мог вспомнить.
— Ладно, поставим после. Пришли. Записал?
— Записал,— сказал Стасик.
— Теперь пусть Хомутов говорит.
— Поели,— сказал Хомутов.
— Принесли воды,— сказал Стасик.
— Дров.
— Удили рыбу.
— Сделали два веника.
— Подмели в избе.
— Разорвали штаны.
— Стой! — Минька остановил Стасика.— Про штаны в другой список.
— В какой?
— В особый. Что еще забыли?
— Не пировали и уху не варили,— тихо сказал Стасик Он вздохнул и закрыл тетрадку. Минька вдруг вскочил
и посмотрел на небо. Солнышко еще пробивалось сквозь ветки деревьев.
— Эх! А костер-то? Неси скорее увеличительное! Стасик бегом принес лупу. Минька уже держал наготове сухую берестинку. Увы, солнышка в том месте, где хотели разжечь огонь, уже не было.
— Бежим! Забирай дрова и бежим! — Минька бросился на дальний конец поляны. Там еще светило солнышко. Он быстро навел на бересту фокус. На маленькое светлое пятнышко спокойно уселась какая-то жужелица.
— Зараза! — выругался Минька.— Ей почему не жарко?
Жужелицу прогнали и стали ждать. Но чем больше ждали, тем ниже садилось солнышко. Береста не загоралась. Она даже не задымилась. Минька в сердцах бросил ее в сторону.
— Все. Опоздали. Солнышко еле теплое. Совсем потухло.
— Теперь придется до завтра ждать,— сказал Стасик.— Эх мы, дураки! Надо было и спичек взять.
— Рыбы-то все равно нет на уху,— сказал Хомутов.
— Пошли,— приказал Минька.
— Куда?
— Поедим пирога — и спать.
Все трое еле брели от усталости. Солнце село. От реки начал подниматься туман. Стало прохладно. Комары налетели на мальчишек целой тучей. Ребята плотно закрыли дверь и заперлись на крючок. В сарае стало темно. Сели на нары. На нарах лежало прошлогоднее сено, натасканное от колхозного стога. Сено кусалось, комары тоже. Они, эти комары, проникали, наверное, в дверные и оконные щели.
Когда Стасик съел свою порцию, то спросил:
— Можно добавки?
— И мне,— сказал Хомутов.
Миньке тоже хотелось есть, и они разделили на троих еще один бабкин пирог.
— Минь, а правда, что раньше русалки жили в реке?— спросил Стасик.
Минька не ответил. Он думал. Глаза у него закрывались от усталости, но он все равно думал. Вот что он думал: «Мы сидим в крепости. Три путешественника засели в крепости и ждут утра, а кругом непроходимый лес. Везде рыскают дикие звери. Одному кому-нибудь надо дежурить и охранять крепость».
В лесу громко закричала какая-то птица. Все трое вздрогнули.
— Минь, а Минь,— зашептал Стасик.— Ты слышал?
— Тише! Это филин летает.
— А чего он летает?
— Не знаю,— честно признался Минька.
— Наверно, нас ищет,— сказал Хомутов.
— Не ври! Так мы ему и нужны.
В темном окошке бесшумно сверкнул отблеск дальней зарницы. Ветер прошумел по лесу. И снова все затихло. Минька долго прислушивался к ночной тишине. Стасик лежал в середине, Хомутов у стены, и оба, наверное, уже спали. Зазвенел комар, причем около самого носа. Минька шлепнул, но не поймал. Птица опять закричала, но ее крик показался Миньке далеким-далеким. Минька вспомнил, что все трое легли, не снимая ботинок и курточек. Очнуться, чтобы поправить дело, он не сумел. Ребята уснули.
* * *
Под утро стало совсем холодно, а комаров набралось штук сто, а может, и двести. Все они летали, кидались на голые места, кусались. Минька то и дело ворочался, но утром заснул очень крепко. Он пробудился от яркого тонкого солнечного луча, который бил в дырку под крышей. Минька вскочил.
За стеной в лесу оглушительно, на все лады пели птицы. Куковала кукушка, свистели синицы, верещали дрозды. Пищали, высвистывали, стрекотали и щелкали другие, еще неизвестные Миньке птички, но всех сильнее пела у реки соловьиха. Она перекликалась с соловьем, оба то щелкали, то чмокали и журчали своими громкими голосами.
«Стасик, Хомутов!»—хотел крикнуть Минька и не крикнул, потому что рядом лежал и сладко спал только один Стасик.
Хомутова у стенки не было. Минька быстро распахнул ворота и разбудил Стасика:
— Эх, Стасик! Опять у нас беда.
Стасик спросонья только моргал, ничего не понимая:
— Может, пописать ушел?
Начали хором кричать, звать Хомутова. Но он не отзывался.
— Да, а сумки-то нету, убежал.
— Эх, а еще клятву давал! — сказал охрипший- Стасик.— Предатель этот Хомутов.
Минька тоже чуть не плакал от обиды.
8
(Побег. Бабка сердится.
Домашнее чаепитие.
Катька идет следом за Хомутовым.)
Предатель Хомутов в это время выбегал уже в поле. Он так запыхался, что еле перевел дух. «Теперь-то не заблужусь,— мелькнуло у него в голове.— Вон уже деревню видать».
И правда, далеко за кустами и полем виднелась деревня. В деревне был дом, а в доме бабка, она хоть и ругала Хомутова, но была все-таки своя. Ночевать дома было совсем нестрашно. Он припустил к деревне изо всех сил. Хозяйственная сумка хотя и была уже пустая, мешала ему. Солнце поднялось снова высоко. Опять начали летать оводы, но Хомутов ничего не замечал. Он рвался домой, в деревню. У околицы он совсем выдохся и пошел тише. Пот катился по вискам и по шее прямо за шиворот. Воздуха не хватало. Хомутов подошел к дому. На воротах висел большой железный замок. Бабка ушла в магазин и закрыла дом на замок. Конечно, можно было пролезть через хлев или кошачью дырку в погребе, но Хомутов боялся запачкаться. Штаны и так были разорваны! Еще со вчерашнего. Поэтому он сел на крыльцо и стал ждать бабку. Но бабка долго не приходила. Зато совсем рядом крутилась Катька, сестра Стасика. Она давно заметила Хомутова и, прыгая на одной ноге, то и дело поглядывала в его сторону. Хомутов спрятался от нее в палисаде. А тут как раз и пришла бабка из магазина. Она увидела на крыльце хозяйственную сумку и сразу поняла, что Хомутов дома.
— Ну-ко вылезай, вылезай,— сказала она, открывая ворота.— Куда спрятался-то? Ну-ко иди сюда-то, иди.
Хомутов вышел из палисада. Вид у него был совсем плохой.
— Ох ты, немытая рожа!—сразу начала бабка Клювиха.— Ох ты неслух, безотцовщина! Ну-ко докладывай. Убежал из пионерского лагеря-то? Ты пошто убежал-то?
Хомутов молча стоял перед бабкой, ковыряя дерн носком ботинка. Хорошо еще, что бабка не видела разорванную штанину.
— Ну-ко марш к умывальнику! — ругалась бабка.— Вымой харю-то да садись за стол. Чаю попьешь да и обратно. Это где распазгал штанину-то? Ох бес, как на огне одежка горит. Ну-ко скидывай, кому говорят!
Хомутов медленно снял штаны. Оставшись в одних трусах, он следил за бабкой: будет или нет драть крапивой? Бабка только больно шлепнула его, взяла штаны и пошла зашивать.
Хомутов помылся, пока она зашивала. Потом оделся. Бабка поставила сперва самовар, потом пообедали.
— Худо там, что ли, кормят-то? — спросила бабка.—• Ну-ко, батюшко, бежи, бежи обратно. Разве можно без спросу домой бегать? Я вот тебе пряников да пирожка в сумку, ты и бежи. Да слушайся там, учителя-то, не балуй много-то.
Хомутов захныкал. Тогда бабка надела рукавицу и пошла рвать крапиву. Хомутов схватил сумку с пирогом и магазинными пряниками. Не успела бабка нарвать крапивы, как он был уже на улице.
— Больше до сроку не убегай,— кричала она.— Убежишь, так и знай, крапивой задницу выстегаю! Да наставников слушайся!
Хомутов нехотя побрел за околицу.
* * *
Катька видела, как он перелез огород, вышел на большую дорогу и потом исчез. «Куда он пошел? — гадала Катька.— Если в пионерлагерь, то она тоже туда». И Катька пошла следом за Хомутовым. Он не оглядывался и заметил ее только у самого леса, когда прошли большое жаркое поле. Хомутов увидел Катьку и погрозил ей кулаком, чтобы она поворачивала обратно. Но Катька не хотела обратно. Она издалека показала Хомутову язык и пошла за ним дальше. Он скрылся в лесу. Катька припустила по тропке что было духу. Бежала она легко, потому что была босиком и без всякой поклажи. У развилки дороги, когда начался большой лес, Хомутов опять мелькнул за деревом и опять пропал. Катька все же успела заметить, куда он свернул.
«Эта дорога не в школу,— подумала Катька.— В школу дорога правая, а это левая. Куда же пошел Хомутов?» Она долго шла одна. Опять, как и вчера, над головой жутко шумели сосны, кричал дятел. Девочка остановилась, не зная, что делать. Лес шумел и темнел вокруг. Тропка, огибая большую мокрую яму, совсем почти исчезла. Катька струсила и решила бежать обратно. Она вздумала обойти болотистую низину с другой стороны и потеряла, тропу. Испуганно бросилась назад, но тропы не было. Не было ее и там, где Катька только что проходила. Девочка совсем растерялась и пошла напрямую. Но везде торчали коряги, острые сучки и валялись сосновые шишки. Катькины ноги были уже до крови расцарапаны, хотя она и не замечала этого. Она все шла к дороге, а дорога пряталась от нее, и везде стоял и шумел лес. Даже красная земляника, которая то и дело попадалась в траве, не могла отвлечь Катьку от жуткой тревоги. Девочка долго пролезала через какой-то совсем непроходимый чапыжник. Она ободрала и щеку, и руку, выбилась из сил. А когда выбралась из чапыжника, то присела и в ужасе огляделась вокруг себя. Лес шумел.
— Мама! — сквозь слезы закричала она.
Но ей никто не ответил. Только лес зашумел еще сильней и тревожней.
9
(Плохое и хорошее. Рыбалка.
Дозор. Встреча.)
Минька даже ни разу ни словечка не сказал о доме! Стасик чувствовал, что ему тоже не стоит об этом говорить. Они оба целое утро трудились не покладая рук, но все равно настроение было плохое. Стасик мысленно перечислял неприятности. Во-первых, он вспоминал холодную комариную ночь, проведенную на прошлогоднем сене. Замерзли под утро так, что оба с Минькой дрожали. Во-вторых, убежал Хомутов. В-третьих, еды осталось совсем мало, да и та покамест в сыром виде, не сварена. В-четвертых…
Стасик не успел додумать, что было еще неприятное.Поплавок дернулся и с головой окунулся в воду. Стасик дернул, леска натянулась, а удилище даже выгнулось. Он вытащил из реки большую тяжелую рыбину. Она улетела далеко позади на берег. Минька и Стасик бросились к ней.
— Отцепляй! Держи!
— Я как дерну, как дерну…
Оказался окунь. Настроение сразу улучшилось. Стасик забыл про дом. Оба с Минькой вновь закинули удочки. Теперь Стасик начал вспоминать, что у них было хорошее. Во первых, рыба начала клевать. Во-вторых, костер горел вовсю напротив завода. Они разожгли его лупой, как только поднялось повыше солнышко. В-третьих, Минька выдвинул предложение. Предложение было такое. Надо вычистить два глиняных куба, вмазанных в кирпичную печь, и разжечь под ними две топки. Кубы нагреются, и в них можно спать ночью, чтоб не замерзать. В-четвертых, днем-то в лесу совсем и не страшно, даже наоборот — весело. В-пятых, поспевает уже земляника…
— Ага!— не выдержал Минька, вытаскивая такого же окуня.— Попался, который кусался!
Через полчаса имелось уже шесть окуней и четыре сорожки. Можно было начинать варить уху. Они так и сделали. Принесли воды в котелке, начистили картошки и нарезали луку. Вымыли картоху и опять принесли воды. Минька сам выпотрошил рыбу ножиком. Стасик отколол топором кусочек соли от гладкого соляного камня, облизанного коровами. Эту соляную глыбу по очереди тащили вчера из поля.
— Минь, бросать?—спросил Стасик, показывая соляной осколок.
— Не! — Минька протирал глаза. Дым от костра был очень едким.— Надо знать, сколько.
Он снял свою майку, завернул в нее соляной остаток, положил на камень и начал колотить по нему обухом топора. Вскоре осколок превратился в мелкую соль. Минька высыпал в бумажку. Уху посолили. Пока она варилась, Минька забрался на крышу и зорко оглядел лесные окрестности.
— Деревню видно?—спросил Стасик снизу.
— Не-е,— Минька глядел вокруг, как пограничник.— Поле немножко, да еще реку. Тише, Стасик! Кто-то по тропке идет…
— Сюда?
— Ыгы…
Минька по закоулкам быстро спустился вниз.
— Ты ложись с той стороны, а я с этой.
Ребята залегли в траву по обе стороны тропки. Они затаили дыхание. Кто-то приближался по лесу. Это был Хомутов. Одной рукой он тащил сумку, другой смахивал с потного лица слепней и оводов.
— Стой! Ни с места! — заорал Минька.
— Стой!—крикнул и Стасик.
Хомутов сначала даже присел от страха, но когда вспомнил, что это Минька и Стасик, опомнился.
Стасик встал из травы и первый подошел ближе. Долго стояли и ничего не говорили.
— Ты почему убежал? — спросил наконец Стасик. Хомутов молчал, потупившись. Он слышал, как с другой стороны подходил к нему Минька.
— Ну. Говори! — Минька приступил ближе.— Тебя ведь спрашивают.
Хомутов молчал. Молчали все трое. Было на поляне тихо, одна осина шелестела своими жесткими листьями. Минька сделал шаг, грозно приблизившись к Хомутову. Стасик тоже.
Хомутов молчал. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы из лесу не долетел до ребят какой-то странный звук. Ветер вздохнул над ними и заглушил этот звук. Минька прислушался, дожидаясь, когда уляжется ветер. И вдруг все трое отчетливо услышали, как кто-то плачет в лесу.
— Может, филин?—сказал перепуганный Стасик.
— Сам ты филин!— прошептал Минька и снова прислушался.
— Это Катька, наверно! — радостно сказал Хомутов.
Не сговаривась, заорали:
— Катька! Катька! Катька!
— Давай все сразу,— предложил Стасик.
Трижды хором позвали Катьку. Плач прекратился.
— Бежим искать!— приказал Минька.
— А это куда? — Хомутов показал сумку с пряниками и бабкиными пирогами.
— Оставь тут, после возьмем.
Счастливый Хомутов положил сумку в траву и первый бросился в самую чащу…
* * *
Катька услыхала ребячий крик, и ей сразу стало легко, весело, хотя слезы еще не обсохли на щеках. Она, забыв про усталость, пошла по лесу в ту сторону, откуда звали ее. «Катька!»—услышала она вновь. Ей нужно было откликнуться и ждать на одном месте, а она не догадалась это сделать. И все торопливо шла по лесу. Крики ребят послышались в другой стороне и наконец вовсе пропали.
Катька оглянулась, опять хотела было заплакать, но вдруг увидела доску, прикрепленную к дереву. На доске углем и мелом была нарисована большая указательная стрела и надпись печатными буквами: туалетт!
Слева открывался просвет и виднелась поляна. Катька подошла к указателю, поплевала и начала стирать с доски лишнюю букву «т». Буква не стиралась. Тогда Катька увидела под сосной черный уголь от головешки. Этим углем она зачеркнула лишнюю «т», а снизу двумя черточками подчеркнула ошибку. Потом она вышла из лесу. На большой зеленой поляне она увидела старый сарай с трубой и окошком. Напротив сарая горел почти потухающий костер. Над костром на жердочке висел котелок, из котелка торчал хвост окуня.
«Вот они где живут,— подумала Катька, на цыпочках подходя к воротам.— А сказали, что в пионерлагере». Она с трудом открыла тяжелые скрипучие двери и очень внимательно осмотрела внутри. Ей там совсем не понравилось. Уж очень было черно! На стенах и на потолке висела паутина. Один стол, изрезанный ножиками, был почище. На стене висело старое решето. С потолка свисали какие-то веревки, к веревкам были привязаны деревянные площадочки. Одна площадочка с гирей лежала на полу, другая болталась в воздухе. Катька, держась за веревки, залезла на нее, чтобы покачаться. И вдруг поехала вниз. Зато вторая площадка, которая была с гирей, поехала вверх.
Очень все это было интересно! Катька покачалась так: вниз-вверх, вниз-вверх. Потом слезла с качалки и опять побежала к костру. Поправила головешки. Уха начала кипеть. «Надо ее посолить,— подумала Катька.— Где у них соль?» Она увидела бумажку с солью и высыпала остатки в уху. Довольная, присела у костра на травке. «Теперь они придут, а уха готовая,— подумала Катька.— Вот только чем есть? Ложек-то нет…»
Из лесу послышался треск сучьев, девочка испуганно оглянулась. На поляну один за другим выходили Минька, Стасик и Хомутов.
— Вот она, вот! — крикнул Хомутов, который первый заметил Катьку.
Минька и Стасик тоже подошли ближе.
— Ты почему не откликаешься? — спросил Минька.— Вон из-за тебя сами в лесу заблудились.
Наступило молчание.
— А я уху доварила,— сказала вдруг Катька.— Вы тут чего делаете?
— Мы тут живем,— сказал Стасик,— а ты домой иди. Поняла?
— Я тоже хочу с вами.
Стасик поглядел на Миньку. Минька думал. Потом он оглянулся вокруг.
— А ты никому не скажешь? Катька потрясла головой:
— Ну, никому-никомушеньки.
Минька посмотрел на Хомутова и Стасика.
— Тогда пусть клятву дает,— сказал Хомутов.
Катька одним махом, с одной только передышкой, проговорила клятву. Все закричали «ура», и Хомутов побежал искать сумку с пряниками.
10
(Как пробовали уху.
Существительное женского рода
от слова «хомут».
Упражнение йогов.)
Сумка лежала на боку, и он сразу почуял неладное. В чем дело? Почему пряники валяются? А пирога вообще не было, одни крошки.
— Идите сюда!—закричал Хомутов.— Украли пирог! Все прибежали на место происшествия. Пирог не нашли.
— Может, это кот?— сказала Катька.
— Коты в лесу не живут,— сказал Стасик.— Это мыши. Или крот.
— А может, заяц?
— А может, волк или медведь?
— Наверно, лиса.
Ребята так и не могли решить, какой зверь слопал хомутовский пирог. Минька собрал остатки в одно место и предложил по очереди караулить вора.
— Минь, а когда обедать?
— Пошли!
— Айда!
— Ух!
Притащили старое сухое дерево, чтобы сидеть.
— А чем хлебать-то?
Ложка оказалась только одна, в рюкзаке Стасика. Разделили на четыре части большой кусок хлеба. Решили хлебать уху по очереди. Стасик зачерпнул, подул и хлебнул. Поморщился.
— Теперь ты, Минька!
— Нет, Стаска, давай сразу каждый по десять ложек. А если останется, то еще по десять.
Но Стасик молчал.
— Ты чего не хлебаешь?— спросил Минька.
— Не хочу.
Минька сердито подал ложку Хомутову. Тот хлебнул и отдал ложку обратно Миньке.
— Пусть Катька ест! — вконец разозлился Минька.— Сидите тогда голодные.
Минька подал ложку Катьке, сам посмотрел на Хомутова:
— Почему не хлебаешь?
— У меня зуб,— сказал Хомутов и потупился.
— Хомут! — заорал Минька.— Погрел бы во рту горячей ухой, вот и зуб перестал бы. Эх ты, хомут!
— Я… я тоже хомут,— задумчиво сказал Стасик.
— И я хомут,— проговорила Катька.
— Хомутка,— поправил Стасик.
— Хомутиха.
— Нет, хомутовка!
— Спорим?
Минька и Стасик заспорили с Катькой, как правильно. Вдруг все сразу стихли и поглядели направо. Хомутов сидел не шевелясь на бревне и шмыгал носом. Слезы одна за другой подсыхали на грязной шее.
— Ладно,— смутился Минька.— Ты чего? Я ведь не нарочно.
— И я! И мы!—обрадовался Стасик.— Мы тоже! Знаешь чего?
— Вот на-ко утрись,— Катька, как большая, подала Хомутову свой носовой платочек. Хомутов всхлипнул и заморгал мокрыми ресницами. Широкая ясная улыбка осветила его заплаканное лицо, когда Катька сама вытерла ему сначала одну, потом другую щеку.
— А уха-то?—Минька хлебнул полную ложку и так сморщился, что один глаз у него совсем закрылся.
— Вот, понял теперь?— засмеялся и захлопал Стасик.— Понял, Миня, какая уха-то?
Все тоже хлопали и смеялись, и смеялись, и чуть не упали с бревна, на котором сидели.
— А кто солил-то?— спросил Минька, когда перевел дух.
Оказалось, что солили понемножку, но все.
Минька вылил уху в траву и разделил картошку с рыбой. Потом вскипятили воду, заварили листья смородины и долго пили чай с Хомутовскими пряниками. Минька увидел, как у Стасика шевелились уши, когда он жевал пряник. Решил тоже так научиться. Через минуту все четверо сидели в ряд на бревешке и старательно учились двигать ушами.
— Шевелятся?— спросил Минька Стасика.
— Не,— посмотрел и сказал Стасик.— А у меня?
— А у меня?
— А вот я уже научилась!—сказала Катька.— Вот, глядите, я научилась.
Все посмотрели на Катьку. Но ни одно ухо у нее не сдвинулось! У нее шевелились брови, нос, рот. Катька помогала даже плечами, но уши не шелохнулись.
— Минь? А зачем надо уметь?— спросил Стасик. Ушами-то?
Минька подумал и сказал:
— Упражнение йогов.
Все вновь старательно продолжили тренировку.
Спасибо за сказку очень помогла!!!
ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ДЛИННАЯ ИСТОРИЯ