Глава XI
Илецкою степью. — Реформа в Илецкой общине. — Покос «ударом». — Казаки-татаре
На следующее утро я проснулся часов в пять… Солнце грело прямо в лицо… Наш табор уже почти снялся с места: имущество кочевых жнецов было уложено на возы, и Нурей с другим рабочим кончали укладку. Андрей Васильевич ждал с чаем.
Я оглянулся кругом, и первое, что меня поразило в это утро — были сплошные хлеба, частью уже сжатые, частью еще колыхавшиеся от одного горизонта до другого…
— Василий Андреевич, — сказал я невольно. — Где же ваши ковыли? Ведь тут сплошь распахано…
Василий Андреевич слегка нахмурился.
— Да, исчезают ковыли, — сказал он со вздохом… — Исчезают… Нет! — заговорил он горячо. — Когда я был станичным атаманом, — я оберегал ковыловую степь… Раз, помню, приходят ко мне старики с жалобой: «Погляди-ка, Василий Андреевич, — плугатари ковылову степь дерут». — Я сейчас полевых казаков на-конь. Айда в степь. Прискакали… — верно! пластают, подлецы, валят ковыль… Велел команде спешиться… Руби у подлецов гужи! Пусть жалуются богатеи… Пострадаем за старую веру… Ну, удалось задержать на время… Теперь точно прорвалось: хлынули эти новости: степь распахана почти сплошь, общие луга делят… А все Ивана Ивановича затеи. Отличный человек, приятель… А за это я не хвалю…
Он грустно махнул рукой…
Иван Иванович Иванаев, о котором я говорил выше, — тоже один из «студентов». Он окончил Петровскую академию и по каким-то студенческим делам был выслан на родину, «под надзор» в родное Илецкое войско. Сначала казаки косились на «политика», но вскоре он вошел во все дела родной общины, завел некоторые усовершенствования в обработке земли, а затем в 1888 году убедил все Илецкое войско перейти от захватного пользования землями к переделам лугов и упорядочению пользования пашнями… Прежняя система вела стихийно к торжеству богатеев и обеднению казачьей массы. Степи все равно распахивались, но делалось это преимущественно зажиточными казаками. Они драли вольную степь усовершенствованными плугами, а беднота оставалась позади…
Луга и ковыль Илецкое войско косило «ударом», как это делается и теперь в Уральской степи. В известный день, из Уральска по низовым и верховым станицам скачут гонцы с «прочетными указами». Наказной атаман назначает день общего покоса. Все выезжают в луга еще накануне и располагаются станами. Каждый высматривает себе участок… Понятно, что на лучшие участки является много претендентов… При этом каждый казак имеет право выставить еще двух рабочих…
Мне очень хотелось посмотреть этот знаменитый общий покос, и я видел его под Уральском. К сожалению, в тот год ковылы поспели одновременно с травой на поймах мелких речек. Казаки говорят в таких случаях, что «обвбличный» покос совпал с луговым. Войско в большинстве отправилось на Бухарскую сторону (за Урал), и так называемый «обволичный покос» потерял на местах обычную напряженность. Косцов вышло сравнительно немного… И однако то, что я увидел, далеко не вызвало представления о братстве и общинных чувствах. Наоборот: это была «конкуренция» в самых осязательных и неприкрытых ее формах.
Еще задолго до рассвета, в туманное и росистое утро, я пошел по лугу над Чаганом, на котором в разных местах мелькали огоньки «станов». Подойдя к речной ложбинке, я услыхал осторожный визг косы: около стана в темноте, стараясь не шуметь и не лязгать, несколько темных фигур уже принялись «украдучись» за нокос, не дожидаясь сигнала. Подвигаясь далее, я увидел то же и в других местах, а взошедшее солнце застало уже целые ряды накошенной до срока, т.е. в сущности украденной у общины травы. Никто не дождался сигнала, и кража была, так сказать, тоже общая, т. е. взаимная… В другие годы картина бывает еще напряженнее. Несмотря на более или менее частые караулы, — редкий покос начинается в свое время. Первый же подозрительный звук сразу подымает все станы. Каждый кидается к лучшей траве, стараясь перекосить другому дорогу. Иной раз два соперника долго, до изнеможения идут рядом, пока один не выйдет вперед настолько, чтобы перерезать дорогу другому. — «Братцы! Обкосил!» — то и дело слышится над лугами отчаянный крик… Семейные и работники со всех ног кидаются на помощь, и кто-нибудь сменяет отставшего, стараясь в свою очередь перегнать и перерезать дорогу врагу. Случаются кровавые столкно вения. Говорят, соперники подкашивают друг другу но ги. Задача состоит в том, чтобы «закосить» как можно больший круг в определенное время. Когда таким образом лучшие покосы «закошены», то внутри захваченных кругов косят уже спокойнее. А еще через некоторое время на свободные луга богачи пускают наемных рабочих и даже косилки…
Все это, разумеется, гораздо выгоднее богачам, чем бедноте. Так пользуются и пашнями. Илецкая община со своим старым землепашеством раньше сознала неудобства этого порядка и его несправедливость. Шли раздоры и ропот, пока «студент» не убедил перейти от захватного пользования к переделам, т.е. в сущности ввел в степь русские общинные порядки. Таким образом, в то время, когда остальные 27 уральских общин «подкашивают друг другу ноги» и держатся фикции «вольных земель», — две Илецкие общины переделили луга… Покосы «ударом» здесь исчезли, но теперь казак, идущий на службу, знает, что его семья продолжает фактически пользоваться землей, хотя бы сдавая ее в аренду… И вместе с тем дикий ковыль уступает место хлебам…
Утром, напившись чаю в келейке Василия Андреевича на мельнице, мы попрощались с радушным хозяином.
Перед расставанием он отвел меня в сторону и, ласково поглядев мне в глаза своими живыми глазами, сказал:
— Послушайте… Вы мне очень понравились. Кто знает, увидимся ли еще… И мне не хочется расстаться с вами, не сказав одной очень важной вещи…
Он взял меня за руки и, опять пристально глядя в глаза, сказал:
— Познакомьтесь со спиритизмом… Мы ходим около величайшей тайны, имеем возможность заглянуть в нее… Можем завязать сношения с загробным миром и — не хотим обратить на это внимания… Вы слышали уже в Уральске о спиритических явлениях на этом вот хуторе?
— Слышал, Василий Андреевич, — ответил я.
— Об этом, конечно, зам говорили с насмешкой… Но… постойте, не торопитесь с заключениями. Я вам пришлю свою статью в «Ребусе», и дайте мне слово, что вы познакомитесь с нею…
Я охотно дал слово… В Уральске мне рассказывали — и рассказывали действительно с усмешкой, — что все таинственные явления происходили только в присутствии молодой хозяйки и ее прислуги… Официальная комиссия пришла к заключению, что все это — дело рук человеческих… Заключение комиссии было напечатано в уральских областных ведомостях, после чего успокоились и духи, и областное начальство…
— Так прочтете? — многозначительно спросил Василий Андреевич, когда мы уселись в тележку.
Я обещал. Через некоторое время, вернувшись к себе, я получил эту книжку В.А. Щапова, изданную журналом «Ребус», и прочел ее с большим интересом. Это было настоящее свидетельство «очевидца», написанное с большой искренностью и прямо подкупающей правдивостью. В качестве самого поразительного доказательства, автор привел между прочим следующий эпизод. Однажды он и сам заподозрил, «не жена ли сама, притворяясь спящею, барабанит по полу в ее спальне»… Поэтому он незаметно подкрадывался к дверям; но каждый раз, лишь только он заглядывал в спальню, звуки приостанавливались… Но вот, он как-то вдруг ворвался в спальню, лишь только начались стуки, и… «оледенел от ужаса: маленькая, почти детская розовая ручка, быстро отскочив от пола, юркнула под покрывало спящей жены и зарылась в складках около ее плеча, так что ясно было видно, как неестественно быстро шевелились самые складки покрывала, начиная от нижнего его конца и до плеча жены (sic), куда ручка и спряталась»…
Мне вспомнился сумрачный вечер над Кинделинскими прудами, глухой шум воды, кругом голая степь с могильниками, тоска степного одиночества, закинутая сюда молодая жизнь, мечтающая даже об Илеке, как о столице… И я подумал невольно, что трудно осуждать бедных духов за их проделки…
Из Кинделинского хутора мы направились наперерез распаханными степями по направлению к Уралу и Илеку. Через несколько часов мы въехали в широкие улицы Мухрановского поселка. Вид у этого поселка был обычный, как у всех казачьих поселков, но белая мечеть на площади показывала, что он населен татарами. На улицах всюду попадались татарские фигуры — народ здоровый, рослый, с очевидной казачьей выправкой.
К сожалению, мне не пришлось ближе встретиться с этими казаками-мусульманами, но в отзывах соседей слышно было какое-то особенное дружелюбие: народ честный, трезвый и надежный. К киргизам казачье население по старой памяти относится с невольной подозрительностью. Слышно много рассказов о заезжих муллах и ходжах, к речам которых будто бы охотно прислушиваются киргизы. О татарах отзывы были единодушны:
— Такие же казаки, как и мы. Веру свою держат крепко, а в случае военного действия, хоть тут сам султан приходи, все на конь сядут, все в бой пойдут.
— Товарищи нам настоящие. Вместе кровь проливали…
— И то сказать… Веру ихнюю мы никогда не тревожили, права у них исстари казачьи… Те же, одним словом, казаки… За ту же землю стоят…
За Мухрановским поселком дорога отлогими скатами все более сползала с сырта, впереди все ближе зеленели леса Урала… Далеко, влево, в восточной стороне на синевших увалах мелькали беленькие здания какой-то отдаленной станицы…
— Это уже Рассыпная, — сказал мне Макар Егорович, указывая на эти белые пятнышки. — Конец Уральской области, — начало Оренбургского войска…
Дорога побежала лугами, между обильной лесной зарослью, и еще до заката солнца колеса нашей тележки застучали по настилке широкого моста через Урал. Огромные бугры наносного песку закрывали старую Илецкую станицу, выглядывавшую из-за них только темными верхушками крыш.
Теперь мы были уже на левой, степной или бухарской стороне Урала…
Отзывы о сказке / рассказе: