2. ОСТРОВА ТРИСТАН-ДА-КУНЬЯ
Если бы яхта шла по экватору, то сто девяносто шесть градусов, отделяющих Австралию от Америки (или, точнее, мыс Бернуилли от мыса Корриентес), составили бы переход протяжением в одиннадцать тысяч семьсот шестьдесят географических миль. Но при следовании вдоль тридцать седьмой параллели эти сто девяносто шесть градусов составляли всего лишь девять тысяч четыреста восемьдесят миль пути. От американского берега до Тристан-да-Кунья две тысячи сто миль — расстояние, которое Джон Манглс рассчитывал пройти в десять дней, если восточные ветры не замедлят хода яхты. Молодому капитану посчастливилось: к вечеру бриз заметно спал, потом вообще изменил направление. Море успокоилось, и «Дункан» снова смог показать свои высокие мореходные качества.
Пассажиры в тот же день вернулись к своему обычному времяпрепровождению. Казалось, что они и не покидали судна на целый месяц. Вместо волн Тихого океана перед их глазами плескались теперь волны Атлантического океана, а за исключением некоторой разницы в оттенках все волны похожи друг на друга. Стихии, подвергшие наших путешественников стольким грозным испытаниям, казалось, соединили теперь свои усилия, чтобы им благоприятствовать.
Океан был спокоен. Дул попутный ветер, и паруса «Дункана», вздувшись под западным бризом, помогали неутомимому пару, заключенному в котлах.
Таким образом, этот переход закончился быстро, без злоключений и приключений. Все с доверием ждали австралийского берега. Надежду сменила уверенность. О капитане Гранте говорили так, будто яхта шла за ним в точно указанный порт. Уже были приготовлены каюта для него и койки для его двух товарищей. Мери Грант доставляло большую отраду самой устраивать отцовскую каюту, украшать ее. Мистер Олбинет уступил свою каюту, а сам перебрался к миссис Олбинет. Каюта, предназначенная для капитана Гранта, находилась рядом с знаменитой каютой номер шесть, заказанной Жаком Паганелем на пароходе «Шотландия». Ученый-географ сидел, почти все время запершись в ней. Он работал с утра до вечера над научным трудом, озаглавленным «Необычайные впечатления географа в аргентинских пампах». Часто можно было слышать, как он взволнованно декламировал свои изящные периоды, прежде чем перенести их на бумагу. И не раз восторженный ученый изменял музе истории Клио, обращаясь к божественной Каллиопе, музе аттических поэм. Паганель не скрывал того, что целомудренные дочери Аполлона охотно покидают ради него вершины Парнаса или Геликона. Леди Элен высказала ему свое восхищение, а майор поздравил его с этими мифологическими посетительницами.
— Главное, берегитесь, дорогой Паганель, — говорил майор, — вашей рассеянности; если случайно вам придет фантазия овладеть австралийским языком, то не пытайтесь изучать его по китайской грамматике.
Итак, на яхте все шло прекрасно. Лорд и леди Гленарван с интересом наблюдали за Джоном Манглсом и Мери Грант. Но так как порицать молодых людей было не за что, а Джон Манглс молчал, то они делали вид, что ничего не замечают.
— Что сказал бы капитан Грант по этому поводу? — спросил однажды жену Гленарван.
— Он решил бы, что Джон вполне достоин Мери, дорогой Эдуард, и не ошибся бы, — ответила Элен.
Тем временем яхта быстро приближалась к цели. Спустя пять дней после того, как скрылся из виду мыс Корриентес, а именно 16 ноября, подули сильные западные ветры, те самые, которые чрезвычайно благоприятствуют судам, огибающим южную оконечность Африки, где обычно дуют ветры юго-восточные. «Дункан» распустил паруса и под фоком, контр-бизанью, марселем, брамселем, лиселями, верхними парусами и стакселями полетел вперед, держась левым галсом, так быстро, что винт еле успевал касаться бегущих волн, рассекаемых форштевнем. Можно было подумать, что «Дункан» мчится за призом на гонках Темзинского Королевского яхт-клуба.
На следующий день увидели, что океан покрыт громадными водорослями и похож на огромный, заросший травами пруд. Казалось, то было Саргассово море, покрытое обломками деревьев и растений, унесенных волнами океана с соседних материков. Впервые обратил на них внимание мореплавателей ученый Мори. «Дункан» как бы скользил по громадной равнине, которую Паганель сравнил с пампой, и движение яхты от этого несколько замедлилось.
Прошли еще сутки, и на рассвете вдруг послышался голос вахтенного матроса.
— Земля! — крикнул он.
— В каком направлении? — спросил Том Остин, стоявший на вахте.
— Под ветром! — ответил матрос.
При этом всегда волнующем известии палуба яхты немедленно наполнилась людьми. Из люка показалась подзорная труба. За ней следовал Жак Паганель. Ученый направил свой инструмент в указанном направлении, но не увидел там ничего похожего на землю.
— Взгляните на облака, — посоветовал ему Джон Манглс.
— Действительно, — сказал Паганель, — там вырисовывается нечто вроде утеса.
— Это Тристан-да-Кунья, — объявил Джон Манглс.
— В таком случае, если память мне не изменяет, — продолжал ученый, — мы находимся в восьмидесяти милях от острова, ибо вершина Тристан, высотой в семь тысяч футов, показывается над горизонтом именно на этом расстоянии.
— Совершенно верно, — подтвердил капитан Джон.
Прошло несколько часов, на горизонте уже вполне отчетливо можно было различить группу высоких скалистых островов. Коническая вершина выделялась темным силуэтом на голубом фоне неба, озаренная лучами восходящего солнца. Вскоре в общем скалистом массиве выступил главный остров, расположенный у вершины направленного на северо-восток треугольника.
Остров Тристан-да-Кунья находится под 37°8′ южной широты и 10°44′ западной долготы от Гринвича. В восемнадцати милях к юго-западу от него находится остров Инаксессибл, а в десяти милях на юго-восток — остров Найтингел, замыкающий этот маленький заброшенный в Атлантическом океане архипелаг. Около полудня яхта миновала две главные местные достопримечательности, которые служат морякам опознавательными пунктами, а именно: скалу на острове Инаксессибл, похожую на судно с распущенным парусом, а к северу от острова Найтингел — два островка, напоминающих развалины небольшой крепости. В три часа «Дункан» вошел в бухту Фалмут острова Тристан-да-Кунья, защищенную от западных ветров горой Гельп. Там дремало на якоре несколько китоловных судов, занимающихся ловлей тюленей и других морских животных, которыми изобилуют эти берега.
Джон Манглс занялся поисками надежного места для стоянки «Дункана», так как эти открытые гавани представляют большую опасность для судов при северном и северо-западном ветрах. Именно в этой бухте затонул в 1829 году английский бриг «Джулия» с командой и грузом. «Дункан» бросил якорь в полумиле от берега, на каменистое дно глубиной в двадцать саженей. Пассажиры и пассажирки тотчас сели в спущенную для них большую шлюпку и вскоре высадились на берег, покрытый мелким черным песком — мельчайшими остатками пережженных, выветрившихся известковых скал.
Столицей архипелага Тристан-да-Кунья является небольшой поселок, расположенный в глубине бухты близ широкого шумного ручья. Поселок насчитывает полусотню очень опрятных домиков, расположенных с той геометрической точностью, которая является последним словом английского градостроительства. За этим миниатюрным городком расстилается равнина величиною в полторы тысячи гектаров, окаймленная высокой насыпью из остывшей лавы. А над этой плоской возвышенностью подымается на семь тысяч футов вверх коническая вершина горы.
Гленарван был принят губернатором английской колонии и тотчас же осведомился у него относительно Гарри Гранта и «Британии». Но эти имена оказались совершенно неизвестными здесь. Острова Тристан-да-Кунья находятся вдалеке от обычного пути судов и редко посещаются ими. Со времени известного кораблекрушения английского судна «Блендон-Голл», разбившегося в 1821 году у скал острова Инаксессибл, только два судна потерпели кораблекрушение вблизи острова: в 1845 году «Примоге» и в 1857 году трехмачтовый американский корабль «Филадельфия». Этими тремя катастрофами ограничивалась местная статистика кораблекрушений.
Гленарван и не надеялся получить здесь более точные сведения, а расспрашивал губернатора только для очистки совести. Из тех же соображений он послал шлюпки объехать вокруг острова, окружность которого не превышает семнадцати миль. Ни Лондон, ни Париж не поместились бы на нем, будь он даже втрое больше.
Пока производились разведки, пассажиры «Дункана» прогуливались по поселку и окрестностям. Население Тристан-да-Кунья состоит из ста пятидесяти человек. Это англичане и американцы, женатые на негритянках и капских готтентотках, славящихся своим исключительным безобразием. Дети от этих смешанных браков являют собой какую-то непривлекательную смесь саксонской сухости и африканской черноты.
Наши туристы были так рады, что у них под ногами твердая почва, что продолжали прогулки до той части берега, к которому прилегает долина, единственное обработанное место на этом острове. Все остальное пространство покрыто застывшей лавой. Остров пустынен и бесплоден. Там живет множество огромных альбатросов и сотни тысяч глупых пингвинов.
Путешественники, осмотрев эти вулканического происхождения скалы, снова спустились в долину. Там журчали многочисленные быстрые ручьи, питаемые вечными снегами горных вершин. Пейзаж оживляли зеленые кусты, на которых порхало множество птичек. Казалось, что их столько же, сколько цветов. Среди зеленеющих пастбищ возвышалось единственное дерево из семейства рожковых, футов в двадцать вышиной, и гигантское туссе, растение с древовидным стеблем, ацена с колючими семенами, могучие ломарии с переплетающимися волокнистыми стеблями, многолетние кустарниковые растения, ануэрии, распространяющие одуряющий аромат, бальзамический мох, дикий сельдерей, папоротники — все это составляло, правда, немногочисленную, но роскошную флору острова. Чувствовалось, что на этом благодатном острове царит вечная весна. Паганель с жаром утверждал, что это и есть знаменитый остров Огигия, воспетый Фенелоном, и предложил леди Гленарван отыскать грот и последовать за пленительной нимфой Калипсо, а для себя мечтал лишь о роли нимфы-прислужницы!
Так, беседуя и любуясь окружающим, путешественники вернулись обратно на яхту лишь с наступлением ночи.
В окрестностях поселка паслись стада быков и баранов; ржаные, маисовые поля, огородные растения, вывезенные сюда лет сорок тому назад, составляли главное богатство населения; ими засеяно было все вокруг, чуть ли не самые улицы столицы.
Как раз в тот момент, когда Гленарван возвращался на яхту, к ней подплыли и шлюпки, которые успели в несколько часов объехать кругом весь остров, но ни малейших следов «Британии» не обнаружили. Это «кругосветное путешествие» имело единственный результат: острова Тристан-да-Кунья были окончательно исключены из программных поисков.
«Дункан» мог тотчас же покинуть эту группу африканских островов и продолжать свой путь на восток. Если он не снялся с якоря в тот же вечер, то только потому, что Гленарван разрешил своей команде заняться охотой на тюленей, несметные полчища которых под названием морских коров, львов, медведей и морских слонов наводняли бухту Фалмут. Когда-то здесь водились киты, но их истребляли в таком количестве, что они почти совсем исчезли. Тюлени, те встречались целыми стадами. Экипаж яхты решил охотиться всю ночь и весь следующий день, чтобы пополнить запас жиров. Таким образом, отплытие «Дункана» было назначено на послезавтра, то есть на 20 ноября. За ужином Паганель сообщил своим спутникам несколько интересных сведений об островах Тристан-да-Кунья. Они узнали, что архипелаг был открыт в 1506 году португальцем Тристаном да Кунья, одним из спутников д’Альбукерка, и в течение более ста лет оставался неисследованным. Эти острова, не без основания, считались «приютом бурь» и пользовались не лучшей репутацией, чем Бермудские острова. Поэтому к ним избегали приближаться, и ни одно судно добровольно не бросало возле него якоря, если его не принуждали к этому бури Атлантического океана.
В 1697 году три голландских судна Ост-Индской компании пристали к островам Тристан-да-Кунья, они определили координаты этих островов, а в 1700 году астроном Галлей внес в эти вычисления свои поправки. В период от 1712 до 1767 года с архипелагом Тристан-да-Кунья ознакомились несколько французских мореплавателей. Особенно много внимания уделил ему Лаперуз, побывавший тут, согласно полученным инструкциям, во время своего знаменитого путешествия 1785 года. Эти острова, столь редко посещаемые, были необитаемы вплоть до 1811 года, когда американец Джонатан Ламберт колонизировал их. В январе 1811 года он высадился здесь с двумя товарищами, и они мужественно принялись за работу. Английский губернатор мыса Доброй Надежды, узнав, что остров колонизирован, предложил им протекторат Англии. Джонатан согласился и поднял над своей хижиной британский флаг. Казалось, Джонатан должен был бы мирно и безмятежно царствовать над своими «народами» — стариком итальянцем и португальским мулатом, но однажды, исследуя берега своей «империи», он утонул или был утоплен, что доподлинно неизвестно. Настал 1816 год. Наполеон был заключен на острове св.Елены, и Англия, дабы бдительнее охранять его, поставила гарнизон — один на Тристан-да-Кунья, другой на острове Асенсьон. Гарнизон Тристана состоял из роты артиллеристов с мыса Доброй Надежды и отряда готтентотов. Он оставался здесь до самой смерти Наполеона, до 1821 года, а затем был переведен обратно на мыс Доброй Надежды.
— Здесь остался тогда один только европеец, — добавил Паганель, — капрал, шотландец…
— А! Шотландец! — повторил майор, которого всегда особенно интересовали его соотечественники.
— Звали его Вильям Гласе, — продолжал географ, — он поселился на острове со своей женой и двумя готтентотами. Вскоре к шотландцу присоединились два англичанина: один матрос и один рыбак с Темзы, экс-драгун аргентинской армии. Наконец, в тысяча восемьсот двадцать первом году один из потерпевших крушение на «Блендон-Голле» вместе со своей молодой женой нашел пристанище на острове. Итак, население острова в тысяча восемьсот двадцать первом году состояло уже из шести мужчин и двух женщин. В тысяча восемьсот двадцать девятом году там было уже семь мужчин, шесть женщин и четырнадцать детей. В тысяча восемьсот тридцать пятом году цифра эта поднялась до сорока, а теперь она утроилась.
— Так зарождаются нации, — сказал Гленарван.
— Скажу еще, чтобы дополнить историю Тристан-да-Кунья, — продолжал Паганель, — что этот остров кажется мне вполне достойным, подобно острову Хуан-Фернандес, называться островом Робинзонов. И действительно, если на Хуан-Фернандес забросило одного за другим на произвол судьбы двух моряков, то такая же участь едва не постигла на Тристан-да-Кунья двух ученых. В тысяча семьсот девяносто третьем году один из моих соотечественников, естествоиспытатель Обер Дю-Пти-Туар, увлеченный собиранием гербария, заблудился и смог добраться до своего судна лишь в тот момент, когда капитан уже давал приказ сняться с якоря. В тысяча восемьсот двадцать четвертом году один из ваших соотечественников, дорогой Гленарван, искусный рисовальщик Огюст Эрл, был покинут там на целых восемь месяцев. Капитан судна, забыв о том, что Эрл остался на берегу, отплыл без него к мысу Доброй Надежды.
— Вот это уж действительно рассеянный капитан, — отозвался майор. — Без сомнения, это был один из ваших родичей, Паганель?
— Нет, майор, но во всяком случае он вполне достоин этой чести, — ответил географ и этим положил конец разговору.
Ночная охота команды «Дункана» оказалась удачной: убито было пятьдесят крупных тюленей. Разрешив охоту, Гленарван не мог запретить матросам извлечь из нее пользу. Поэтому следующий день был посвящен вытапливанию тюленьего жира и обработке шкур этих ценных животных. Само собой разумеется, что пассажиры и второй день использовали для экскурсии в глубь острова. Гленарван и майор захватили с собой ружья, чтобы поохотиться за местной дичью.
Гуляя, туристы спустились до самой подошвы горы, где вся земля усеяна бесформенными обломками скал, шлаком, кусками черной пористой лавы и прочими вулканическими извержениями. Подножие горы представляло хаос шатких камней. Трудно было ошибиться в происхождении этого огромного конуса, и английский капитан Кармайкел имел полное основание утверждать, что это потухший вулкан.
Охотники набрели на несколько кабанов. Пуля майора уложила на месте одного из них. Гленарван подстрелил несколько черных куропаток, из которых судовой повар приготовил превосходное рагу. На высоких горных площадках резвилось множество коз. Было на острове множество одичавших кошек — гордых, отважных и сильных животных, страшных даже для собак, они размножались и в будущем обещали развиться в великолепных хищных животных.
В восемь часов вечера все возвратились на яхту, а ночью «Дункан» навсегда покинул остров Тристан-да-Кунья.
Отзывы о сказке / рассказе: